Ингуши (ТС 2 1892)

ТЕРСКИЙ
СБОРНИК
ПРИЛОЖЕНИЕ К ТЕРСКОМУ КАЛЕНДАРЮ НА 1892 ГОД.
ГОД ВТОРОЙ
Издание Терского областного статистического комитета
под редакцией секретаря комитета
Г. А. Вертепова.
КНИГА ВТОРАЯ

ВЛАДИКАВКАЗА
Типография Терского Областного Правления.
1892.
ИНГУШИ.
Историко-статистический очерк.
ПРЕДИСЛОВИЕ.
Ингуши составляют такую народность кавказских горцев, которая меньше всех остальных служила предметом любознательности ученых и туристов, а потому и литература об ингушах очень незначительна как в количественном, так и в качественном отношении. Но ингуши, по принятой этнологической классификации, составляют одну из народностей чеченского племени, о котором имеется довольно обширная литература; отдельные штрихи собственно ингушской жизни довольно часто встречаются в этой литературе, так что большого недостатка в данных для изучения ингушей по литературным источникам нет. Но, к сожалению, литература как о кавказских горцах вообще, так и о чеченцах и ингушах в частности, страдает очень многими существенными недостатками, благодаря которым пользование ею требует большой осмотрительности.
Чеченцам и ингушам посвящены работы по преимуществу трех категорий писателей: военных, непосредственно участвовавших в водворении русского владычества на Кавказе, туристов, путешествовавших по Кавказу с целями, часто очень далекими от всякой науки, и, наконец, местных кителей, почти исключительно лиц местной администрации.
Для военных горцы были прежде всего врагами. Сталкиваясь с ними только на войне и во время войны, военные писатели по необходимости наблюдали их, так сказать, сквозь дым пороховой, в исключительных, неестественных условиях. Война, да еще такая продолжительная и ожесточенная, какою была война с кавказскими горцами, выбила их из колеи их повседневной жизни, заглушила в них одни инстинкты, породила другие и наложила на все свою кровавую окраску. Нередко, бросавшие свои аулы и прятавшиеся в непроходимых лесах и трущобах, горцы не могли продолжать своей сельской жизни, а потому и все бытовые черты, связанные с нею, не могли служить предметом непосредственного наблюдения военных писателей. Кроме того, последние писали часто под свежим впечатлением только что пережитых событий, а при таких условиях едва ли можно от их работ ожидать того спокойного, объективного отношения к описываемому народу, которое только и может гарантировать истину.
Туристы начали свои путешествия на Кавказ вслед за окончанием войны, за которою с жадным вниманием следило тогда все русское общество. Наши первоклассные поэты написали ряд великолепных поэм, посвященных Кавказу, и по обычаям поэтов, населили его не простыми полудикими людьми, а какими-то героическими существами. Такими именно и были горцы в представлении туристов, когда они, после скучных, однообразных равнин черноземной и степной полосы России, вдруг попадали в страну причудливых холмов и живописных гор, то покрытых тучною южною зеленью, то синеющих на сказочной высоте своими каменными уступами. В горах туристы, по незнанию туземных наречий, находились всецело во власти переводчиков, которым часто было выгодно поддерживать восторженное заблуждение своих клиентов для своих личных целей.
Последняя категория писателей, местные жители, находилась в лучших условиях. Живя среди наблюдаемого племени и нередко зная его родной язык, они имели возможность проследить его жизнь во всех мельчайших подробностях и оставить в своих записках самые достоверные сведения. Но контингент этого рода писателей состоял из лиц, в громадном большинстве случаев не обладавших достаточным образованием, что, однако, не помешало им, вместо простого записывания наблюдаемых фактов, смело затрагивать и разрешать все вопросы народной жизни даже в таких сферах, в которых не легко ориентироваться и специалистам ученым. Таким образом, работы этой последней категории не дают нам того, что могли бы дать, и часто наполнены тем, что не имеет никакой цены.
Позднейшие писатели пользовались работами перечисленных выше трех категорий часто без всякой критики их, вследствие чего вся существующая литература об ингушах полна противоречий и разногласий, которые ставят неодолимые преграды к изучению жизни по литературным источникам этой во многих отношениях интересной народности.
Кроме того, экономическая сторона жизни ингушей до сих пор вовсе не разработана, если не считать нескольких отрывочных, неполных и неясных указаний, рассыпанных в отдельных очерках. С выходом в свет «Статистических таблиц населенных мест Терской области», изданных под редакцией Е. Максимова Терским областным статистическим комитетом в 1890 и 1891 г., явилась возможность пополнить и этот недостаток, что я и попытался сделать в предлагаемой работе. Задавшись целью написать историко-статистический очерк, я воспользовался только такими данными существующих литературных источников, достоверность которых наименее сомнительна, причем главное внимание обратил на разработку статистического материала по вопросам экономической жизни. Для этой цели мне служили следующие издания:
1. «Этнологическая классификация кавказских народов». Приложение к Кавказскому Календарю 1888 г. (извлечено из рукописи Л. П. Загурского).
2. Н. Дубровин. «История войны и владычества русских на Кавказе». Т. I, кн. I.
3. В. Потто. «Кавказская война в отдельных очерках, эпизодах, легендах и биографиях».
4. Ч. Ахриев. «Похороны и поминки у горцев». Сборник сведений о кавказских горцах, вып. III, 1870 г. «Герои ингушевских сказаний». Ibid., вып. IV, 1870 г. «Ингушевские праздники». Ibid., вып. V, 1872 г, «Ингуши (их преданья, верования и поверья.)» Ibid., вып. VIII, 1875 г. «Заметки об ингушах». Сборн. свед. о Терской области. 1878 г.
5. Н, Грабовский «Экономический и домашний быт жителей горного участка Ингушевского округа». Сборн. свед. о кавказских горцах, вып. III, 1870 г.
6. Е. Максимов. «Терское казачье войско». Терский сборник, вып. I, 1891 г.
7. «Список населенных мест Терской области», 1883 г., изд. под редакцией Н. Благовещенского.
8. «Статистические таблицы населенных мест Терск. обл.» т. I, вып. I, т. II, вып. IV 1890 г., изд. под редакц. Е. Максимова.
9. «Терский календарь» на 1891 г., с приложением – «Терский сборник», изд. област. статист. комитета.
10. К. Россиков. Путевые письма. 1. От Владикавказа до Итум-Кале. Работы других авторов, печатавших свои заметки в газете «Терские Ведомости» за последние года.
Помимо перечисленных источников, мне выпал счастливый случай познакомиться с неизданными заметками об ингушах покойного секретаря Терского областного статистического комитета, изветного писателя Н. Благовещенского, М. Зобова и др. лиц, а также с некоторыми делами правительственных учреждений.
Г. Вертепов.
Глава I.
Общий очерк.
Племя. – Деление на общества и места их поселений. – Народные предания о первых поселенцах. – Признаки скрещивания с осетинами. – Появление чеченцев и слияние с ними ингушей. – Призвание князей. – Гражданский быт. – Введение мусульманства в Чечне и религия ингушей. – Мюридизм и распадение Чечни.
Под именем ингушей известна народность чеченского племени, состоящая из нескольких отдельных групп или обществ, которые входили в состав бывшего Ингушевского округа Терской области. К ним относятся: джераховцы, кистины (кисты), галгаевцы (галагаевцы), назрановцы и галашевцы. Все эти названия придуманы русскими и даны каждому обществу по имени важнейших аулов (селений), долин, гор или рек, на которых они обитают, причем перенесение сельских правлений из одного аула в другой в некоторых случаях влекло за собою и перемену названия самого общества. Так кистинское общество в настоящее время называется мецхалским, а галгаевское поделилось на два – цоринское и хамхинское, каковые названия, как узаконенные, будут удержаны в дальнейшем изложении. Общее название ингушей все эти шесть обществ получили от большого, теперь уже несуществующего аула Ангушт или Ингушт, который находился в Тарской долине, заселенной в настоящее время казаками ст. Тарской. Сами себя ингуши называют ламур .
По классификации Л. Загурского , ингуши принадлежат к чеченскому племени, входившему в восточно-горскую группу собственно кавказских народов.
Они населяют местность, примыкающую южною стороной к Главному Хребту Кавказских гор, и расселены в следующем порядке: Джераховское общество обитает на юго-восток от укрепления Джераховского (на военно-грузинской дороге) по ущелью, образуемому рекою Арм-хи (Армс-хи). В соседстве с джераховцами живет мецхальское общество (кистины), а далее на восток, за гребнем Коджар-Догушты, служащим перевалом в ущелье реки Ассы, по верховьям этой реки живут цоринцы. В соседстве с цоринцами, также по верховьям р. Ассы и по берегам реки Тобачоч, расположены поселения хамхинского общества, а ниже (на север) от последнего, по ущелью р. Ассы, на земле бывшей станицы Галашевской, расположено еще пять населенных ингушами мест, удержавших старое название хуторов, хотя каждой из них больше любого горного селения; обитатели этих хуторов известны под именем галашевских ингушей. Назрановцы занимают довольно плодородную полосу земли на плоскости; полоса эта тянется между pp. Сунжей и Камбилеевкой, начинаясь от Черных гор главной цепи и доходя до Кабардинских или Карадагских гор. Кроме того, в различных местах Сунженского отдела и Владикавказского округа Терской области насчитывается несколько мелких ингушеских хуторов, по преимуществу на землях частных владельцев, где ингуши живут в качестве сторожей, а иногда и арендаторов.
Раньше к ингушам причисляли еще так называемых дальних кистин, живущих по ущельям р. Аргуна но в настоящее время эту группу чеченского племени относят к собственно чеченцам и поэтому она не войдет в число ингушей, служащих предметом настоящего очерка.
Таким образом, ингуш населяют исключительно центральную и южную части Сунженского отдела Терской области, находясь в соседстве на восток с чеченцами на запад с осетинами, на северо-запад и север с кабардинцами, на юг с тушинами, хевсурами и грузинами. Южную часть всей этой территории наполняют северные отроги главной цепи Кавказских гор, а именно три параллельно идущих кряжа: Передовой, Скалистый или Пестрый и Черные горы. Передовой кряж поднимается бесчисленными рядами скал далеко в область вечного снега и своей высотой значительно превосходит Главный хребет; средняя высота его достигает 14,420 футов над уровнем моря, т. е. почти на 3½ тысячи футов превышает линию вечного снега. Не представляя собою сплошной цепи гор, он прорезывается глубокими, темными ущельями по которым стремятся бурные потоки, и во многих местах связан короткими перемычками с Главным хребтом. На всем протяжении Передового кряжа, по территории населенной ингушами встречается два значительных ущелья – Дарьяльское, с р. Тереком, и Ассиновское, с р. Ассой.
Пестрые горы идут на десяти-пятнадцати-верстном расстоянии к северу от Передового кряжа, вытянувшись поперек территории ингушей в длинные, прямые кряжи. По предположению геологов, они представляли, до поднятия своего на настоящую высоту, морские коралловые рифы; строенье их богато примесью органических остатков из рода кораллов. Пестрые горы дают редкую по красоте гору Мат-хох, известную во Владикавказе под названием Столовой.
К северу от Пестрых гор, почти параллельно с ними идут слегка изогнутыми дугами Черные горы, средняя высота которых достигает всего 4.500 футов над уровнем моря. Горы эти сплошь покрыты лесом, распространяющимся отчасти и на Пестрые горы, с которыми они в пределах территории ингушей связаны несколькими перемычками. Преобладающими древесными породами в лесах Черных гор являются бук (чинар), карагач, а частью и липа. Обнаженные от леса склоны представляют места очень удобные для земледелия и скотоводства.
Северная оконечность территории населенной ингушами, упирается в Кабардинские или Карадагские горы, которые ущелье Терека делит на две части – восточную и западную. Ингушеская территория замыкается собственно восточною частью, которая, дойдя до р. Сунжи, тянется по левому берегу ее, образуя Сунженский хребет. Карадагские горы покрыты лесом и тучными пастбищными местами, удобными и для земледелия; на Сунженских же горах остались только признаки когда-то росшего там леса в виде мелкого кустарника. Наибольшая высота Сунженского хребта не превышаете 2.418 футов над уровнем моря.
Для решения вопроса о происхождении и времени появления ингушей на занимаемой ими в настоящее время территории нет точных исторических данных, по причине отсутствия археологических, антропологических и лингвистических изысканий, и точное решение вопроса о происхождении ингушей и преждевременно, и невозможно; но по этим же самым причинам особого внимания заслуживают сохранившиеся по этому вопросу народные предания, не лишенные некоторой достоверности. Наибольшую достоверность имеют преданья, записанные местным уроженцем, ингушем по происхождению. Ч. Ахриевым , который много потрудился над изучением родного племени.
Вот что говорит предание о первых обитателях гор, живших там еще до прихода родоначальников ингушей (привожу его в сокращенном виде).
«Давным-давно жил человек Соска-Солса (т. е. Солса, сын Соска). Люди жили тогда под землею в подвалах, выложенных камнем. Солса был весьма умный и честный человек; он родился не от обыкновенной женщины, а прямо происходил от Бога. В одно время с Соска-Солса жили в горах джелты (греки); они были народ трудолюбивый, хотя не так, как теперь. Они были хорошие строители и настроили много башен и замков. После джелтов жили вампалож (двуротые). Одна женщина родила двух мальчиков: одноротого и двуротого. Однажды братья вышли на охоту. Лесов в то время там не было, а рос небольшой кустарник. В то время в Терской долине жили кабардинцы. Один кабардинец ходил в кустах; братья напали на него и взяли в плен. В скором времени на вампалож рассердился Бог и они начали умирать. Кабардинец вернулся в Терскую долину, взял с собой кабардинку, привез ее в горы и женился на ней. От этого брака произошли ингуши. Вампалож вели войны с кабардинцами и это было тогда, когда самое употребительное оружие была луки, а у некоторых ружья, но не такие как теперь, а с фитилями» .
«Это преданье, говорит Ч. Ахриев, имеет довольно значительную достоверность; пребывание в горах греков, например, подтверждается остатками развалин от их прежних построек, а также сохранившимися почти в целости церквами в некоторых горных ущельях. Точно также во многих местах попадаются полуразрушенные каменные своды… Предание о «вампалож», между которыми были двуротые, вероятно, намекаете на то, что между этими пришельцами были люди с зобами; так как этой болезни почти не существует между туземным населением, то «вампалож» надо принимать выходцами из таких стран, где эта болезнь существовала» .
Если действительно ингуши, как говорится в вышеприведенном предании, произошли от неизвестных «вампалож» и кабардинцев, то это нужно отнести только к тому обществу ингушей, которое жило на Черных горах и в Тарской долине, т. е. в непосредственном соседстве с Терскою долиной. О происхождении других обществ существуют отдельные и более достоверные предания. Так, родоначальником кистинов предания называют некоего Киста, сына одного сирийского владельца из дома Камен (Комнен). Бежав во время первых крестовых походов с своей родины, он пришел в Грузию, но вследствие постоянных нападений на последнюю арабов и турок, принужден был удалиться в неприступные горы и поселился недалеко от верховьев р. Терека. Здесь он основал аул Арзия (орел) и, по примеру своих предков, избрал себе герб с изображением орла. «Этот герб, говорит Ч. Ахриев, как нам известно, хранится в одном из правительственных учреждений. На груди орла вырезана звездообразная фигура, а на шее находится надпись куфическими буквами: «во имя Бога милостивого и милосердного, да будет благословение Божье над Умар-Сулейманом Мамиловым (последнее слово передано гадательно), да будет хвала Богу за пожалование ястреба владельцу правоверному (или повелителям правоверных.)» Два последних слова, по заявлению переводчика, вырезаны неясно и их можно принять за три слова в значении: «в Сирии 349 (249) или 345 (245).»
У Киста, по преданию, был сын Чард и внук Чард же. Последний построил в Арзии 16 башен и замков, существующих и в настоящее время. После Чарда 2-го следовали: Эдип, Эльбиаз, братья Манулл и Анд и сын первого Даур-бек, который, поссорившись с дядей Андом, переселился в соседнее Джераховское общество. Одного из потомков Киста, но имени Тач, принимал у себя грузинский царь Ираклий с почестями, подобающими владетельным лицам.
Так как Кист пришел на место современных поселений из Грузии, то необходимо допустить, что с ним вместе пришли туда и некоторые грузины; следовательно, в жилах теперешних кистин должна быть примесь грузинской крови. Для такого предположения есть много оснований, пока еще не окончательно разработанных.
Родоначальником Джераховского общества местные предания называют некоего Джерахмата, который «с незапамятных времен» поселился в Джераховском ущелье по берегам р. Арм-хи (или Армс-хий), впадающей в р. Терек. Джерахмат пришел, по словам предания, из Персии. Он привел с собою около 100 человек дружины, подчинявшейся всем его приказаниям. До его прихода Джераховское ущелье было совершенно необитаемо. Спустя некоторое время после переселения Джерахмата, в Джераховское ущелье начали приходить и другие народы. Потомки Джерахмата, среди которых преданья называют Борсина и Бека, ходили со своими дружинами в набеги на пограничные грузинские владения «за красным шелком и ситцем для праздничных бешметов своей фамилии.» Грузинские цари, в предупреждение подобных набегов, ласкали джераховских предводителей, как и кистинских, нередко принимали их у себя с большими почестями и отпускали с богатыми подарками. На земле джераховцев жила тогда значительная часть их западных соседей – осетин, с которыми они были в самых дружественных отношениях. Джераховцы и осетины вместе собирали плату за проезд чрез Дарьяльское ущелье с проходивших там караванов и мирно делили ее среди окрестного населения, на котором лежала обязанность следить за исправностью дороги. Достойно замечания, что у осетин деньги получал только привилегированный класс – алдары , а у джераховцев, как правители, так и остальные классы, получали поровну. Здесь сказалась общая всем ингушам демократическая черта.
При такой тесной близости джераховцев с осетинами необходимо допустить, что в крови первых должна быть большая примесь осетинской крови. Для такого предположения дает основание то обстоятельство, что свадебные обычаи, обряды во время родов, при выборе имени для ребенка и т. п. у ингушей и осетин почти совершенно одинаковы. Занести именно эту категорию обычаев и обрядов к игушам могли только невесты и матери; если бы заимствование обычаев было результатом простых внешних сношений двух соседних племен, то тогда оно сказалось бы скорее в других сферах жизни. На заимствование путем браков указывает еще и то обстоятельство, что у ингушей и осетин считается три главных семейных праздника в году: новый год, день пророка Илии и день св. Троицы.
Назрановцы и галашевцы не имеют своей собственной истории. Обе эти группы образованы искусственно, путем переселения ингушей на плоскость из гор. Начало таких переселений относится к 1817 г., когда известный кавказский герой и администратор Ермолов, начал постройку передовых укреплений по направлению от Владикавказа в Чечню, заложил на р. Сунже редут Назрань и выселил к нему в то время дружественных нам ингушей, чтобы обеспечить Владикавказ от нападения чеченцев. В 1830 г. большая часть ингушей снова была выселена из гор на плоскость в окрестности Назрани, и с тех пор подобные переселения, вольные и невольные, продолжались до наших дней, так что в горах в настоящее время осталось меньше 1/3 общего числа ингушей.
Относительно происхождения остальных ингушских обществ в народных преданиях не сохранилось никаких более или менее точных указаний. Но непосредственное соседство их с чеченцами, совершенно одинаковый древний гражданский быт, близкое соседство языка и обычаев северо-восточных ингушей и чеченцев дает основание полагать, что родоначальники восточных ингушеских обществ пришли вместе с родоначальниками остальных чеченцев из Дагестана, Ичкерии или Грузии, откуда последние вышли два-три века тому назад и заняли сначала плодородные долины по pp. Сунже, Шавдону и Аргуну, а потом, размножаясь, мало-помалу подвигались все дальше на запад, юг и север, пока не заселили всей теперешней Большой и Малой Чечни. С приходом чеченцев, ингуши составили с ними одно общее племя, связали с ними свою политическую судьбу, и история Чечни стала в то же время истовей ингушей. Небогатая событиями, она заключается в следующем.
По народному преданию, как свидетельствует Н. Дубровин, богатая плоскость, простирающаяся от р. Сунжи до северного склона Дагестанских гор, которую заняли чеченцы, «лет двести тому назад представляла вид дремучего непроходимого леса, где рыскали одни дикие звери, не встречавшие нигде человеческого присутствия. Пространство это было дико и необитаемо до такой степени, что, по тому же преданию, когда появились на нем первые поселенцы, то зайцы и олени сбегались взглянуть на никогда невиданного ими человека».
В то время чеченцы были мирным пастушеским племенем, занимавшимся преимущественно пастьбою скота. Обычай (адат) заменял у них закон, старший в роде был начальником первосвященником судьей. «Земля, как воздух и вода, составляла тогда достояние общее, принадлежащее в равной степени каждому, и тот владел ею, кто принял на себя труд ее обрабатывать» .
В первое время чеченцы жили спокойно, в довольстве и множились, так как земля, которую они заняли, вся сплошь состояла из девственной почвы, которая с избытком вознаграждала труд человека и доставляла все необходимое для жизни народа, потребности которого были весьма ограничены, и соседние племена – на запад кабардинцы, а на юг и юго-восток аварцы и кумыки, отдаленные от чеченцев вековыми лесами и быстрыми реками, и не подозревали о существовании переселенцев. Но так продолжалось недолго. Скоро обстоятельства изменились, и последующая историческая судьба превратила чеченцев из мирного пастушского народа в одно из самых суровых и воинственных племен, населяющих Кавказ. Переворот совершился сам собою. Вот что рассказывает об этом Н. Дубровин:
«Хищные кумыки, распространившиеся от Каспийского моря, по рекам Сулаку и Аксаю, прежде других встретилась с чеченцами. Столкновение это произошло на реке Мичике, отчего кумыки и прозвали вновь появившееся племя мичикан, – именем, которым кумыки называют чеченцев и до настоящего времени. Кроме кумыков, ногайцы и кабардинцы, искони воинственные, стали теснить со всех сторон чеченцев, грабили и убивали их. Мирным пастухам надо было подумать о защите. Не находя среди своего народа достаточно силы, чтобы противостоять грабежам и насилиям всякого рода, чеченцы искали посторонней помощи и начали с того, что добровольно подчинились своим соседям. Так, урус-мартанцы, жившие поблизости с кабардинцами, подчинились им, а качкалыковцы и мичиковцы – кумыкам. Отдавшись добровольно под покровительство кабардинских и кумыкских князей, чеченцы платили им дань, хотя и незначительную, и стали их приверженцами. Кумыки даже выработали для них особое название смотрящего народа. Князья не вмешивались в их управление и заступалась за чеченцев, когда они прибегали к их защите, По мере того, как благосостояние чеченцев стало увеличиваться, такого морального подчинения оказалось недостаточно. Едва на плодородных чеченских полях показались многочисленные стада и возникли богатые селения, как появились неукротимые хищники в лице их соседей. Набег в Чечню был пир для удалых наездников: добыча богатая и почти всегда, верная; опасности мало, потому что в Чечне народ, еще не многочисленный, жил, не зная ни единства, ни порядка. Когда отгоняли скот одной деревни, жители соседних деревень редко подавали помощь первым, потому, что каждая из них составляла совершенно отдельное общество, без родства и почти без связи с другими.
«В таких тяжелых обстоятельствах чеченцы решались призвать к себе, из Гумбета, славную семью князей Турловых, которой поручили водворить у них порядок и защитить от врагов. Турловы явились с многочисленной дружиной, грозной для соседей, и с хорошим оплотом от всякого неповиновения, могущего возникнуть в самой Чечне. Турловы сплотили Чечню в одно целое и дали ей народное единство. По их требованию, все чеченцы поголовно следовали, в случае нападения, за своим князем, выезжавшим на тревогу; жители не ограничивались уже защитою одних своих интересов или только собственной деревни, а спешили на помощь и к другим селениям своих единоплеменников. Скоро чеченцы, неся все одинаковую службу, одинаковые обязанности, перестали чуждаться друг друга и, составив одно целое, сделались грозным племенем для своих соседей. Вместе с сознанием собственной силы, развился их воинственный дух и явились толпы смельчаков, которые, для грабежа и хищничества, стали пускаться сами в земли кабардинцев и на, Кумыкскую плоскость. Кумыки и кабардинцы скоро перестали презирать чеченцев, а калмыки и ногайцы стали их бояться».
«У чеченцев явилось оружие, явились храбрые предводители и еще храбрейшие защитники своей резины. Мало-помалу сложился настоящий характер чеченца, с именем которого соединяется понятие как о человеке грубой суровости, грязной бедности и храбрости, имеющей что-то зверское».
«Своей воинственностью и устройством хотя незатейливого гражданского быта чеченцы обязаны были князьям Турловым, вся власть которых основывалась, однако же, на добровольном подчинении и уважении к ним народа. Едва только чеченцы сознали свою силу, как у них тотчас же проявилась прежняя, любовь к необузданной личной свобода – и они отплатили Турловым полной неблагодарностью».
«Быстро возрастающее народонаселение, благосостояние Чечни и упадок воинственности у соседей дали чеченцам, превосходство над последними. Распри между княжескими фамилиями у кабардинцев и у кумыков, изнеженность и порча нравов, успехи русского оружия, потеря лучших наездников в битвах с русскими и, наконец, переход многих уважаемых стариков на нашу сторону, значительно ослабили кабардинцев и кумыков: Чеченцы, не страшась более соседей, a вместе с тем не нуждаясь в предводительстве князей Турловых, перестали им повиноваться и не оказывали им уважения. Турловы переселились в надсунженские и теречные чеченские деревни, среди которых долгое еще время пользовались уважением и своими правами». «С их уходом, чеченцы возвратились к старому порядку вещей и к прежнему образу управления, так что размер общества изменился, т. е, увеличилось народонаселение, но не изминалась форма его общественного управления» .
Нужно сказать, что правление Турловых, никогда почти не касавшихся внутреннего устройства чеченцев, мало изменяло их гражданский быт; по выходе, или, скорее, по изгнании Турловых, он представился в том же самом виде, в котором был в первые времена заселения края. Учрежденная в 1870 году в Терской области комиссия по разбору сословных прав местных горцев довольно подробно разработала вопрос о гражданском устройстве чеченцев, водворившемся у них со времени изгнания Турловых и сохранившемся вплоть до наших дней с некоторыми изменениями, внесенными знаменитым имамом Шамилем. Как видно из работ этой комиссии , у чеченцев нет понятий об отдельных правах, дающих преимущества одним и ставящих других в зависимое положение, т. е. между ними нет деления на сословия, в строгом смысле этого слова, и общественный строй их отличается равенством первобытных племен. По их понятиям, все они составляют одно сословие узденей (дворян) с старинным родовым делением на тайпы (отдельные общества) и гары или тухумы; каждая тайпа, гар или тухум ведут свое начало от одного родоначальника и сохраняют название тех аулов, из которых они вышли при заселении нынешней Чечни, или же фамилии своих родоначальников. До прихода в Чечню Шамиля, каждый тухум: управлялся отдельно, при чем старший в роде был судьей и посредником во всех делах своего тухума. В аулах, в которых было несколько тухумов, общие дела разбирались собранием всех их представителей; но особенно важные дела разбирались на мирских сходах, на которые шел всякий, кто хотел, и говорил, что знал. Собрать мирской сход мог, каждый член тухума. Для этого он взбирался на крышу мечети (молитвенный дом), как самое высокое место, и оттуда созывал народ. Что же касается личных счетов между отдельными членами тухума, то в таких случаях чеченцы избегали обращаться к посредничеству старших и решали дела в большинстве случаев оружием, как это сохранилось и до наших дней; однако же, старшие пользовались настолько большим почетом и уважением, что, хотя мнение их и не считалось обязательным, но авторитет их все-таки имел очень важное значение.
Галгаевская группа выделяется из всех остальных чеченских и собственно ингушеских обществ строго выборным началом правления. От самых отдаленных времен до наших дней у них не было потомственной передачи власти от одного лица к другому, как это было у кистин и джераховцев, а право суда и расправы принадлежало не старшим в роде, как у остальных чеченцев, а выборным представителям, которые избирались из среды самых выдающихся по уму и богатству лиц. Однако старейшим членам общества, все-таки, принадлежало право veto и без согласи их выборные судьи не могли произнести окончательного приговора. Во всех других отношениях все члены общества пользовались одинаковыми правами, и только за кровь убитого старшины и судьи взыскивалась большая плата, чем за кровь обыкновенного галгаевца. С другой стороны, если галгаевца убил какой-нибудь, напр., кабардинец, то месть галгаевца простиралась не только на убийцу, но и на его господина, владетеля, князя. Относительно соседних народов галгаевцы держали себя вполне независимо и хотя считались подданными тарковских шамхалов, но не платили им никакой дани. Вообще галгаевцы были очень воинственны, а соседи нанимали их часто на военную службу или платили им дань за защиту своих владений от неприятеля.
Кроме старших в роде, большим влиянием на общественные дела у всех чеченцев пользовались и продолжают еще пользоваться, по свидетельству комиссии, так называемые ишлеген – трудящиеся, т. е. крупные землевладельцы, затем уруги – абреки и, наконец, чангуры – балалаечники, нечто в роде народных ораторов, а со времени введения мусульманства приобрело большое значение сословие духовенства.
Когда именно чеченцы приняли мусульманство, определить трудно, так как различные народности этого племени принимали его разновременно; но во всяком случае оно водворилось у них окончательно не ранее половины прошлого столетия; с тех пор мусульманство, сунитской секты, стало их господствующей религией. Особенно строго придерживаются мусульманства нагорные чеченцы, которые никогда не были христианами; но остальные, как свидетельствуют их предания развалины древних храмов, исповедовали некогда христианскую религию. Следы христианства удержались и в самом языке чеченцев, «у которых неделя называется так же, как и у грузин – квурэ, и воскресенье – квиренд, т. е. недельный день ; пятница же называется у них пирескэ, от грузинского параскеви» . При входе в Аргунское ущелье, на том самом месте, где построена была Воздвиженская крепость, был найден большой каменный крест с высеченным на нем углублением для образа; от этого креста крепость и получила свое название.
Религия собственно ингушей составлена из смеси различных вероучений. Большая часть их исповедует мусульманскую религию, другие христианскую и, наконец, встречаются совершенные язычники. Фамилии старшин везде придерживаются обыкновенно мусульманства, как допускающего многоженство.
«Галгаевцы хотя и называют себя магометанами и имеют мулл, но следуют особенному и весьма оригинальному богослужению. Они молятся только по ночам у четырехугольных столбов, устроенных в рост человека, на возвышенных местах или близь кладбищ. Весь процесс их моления заключается в том, что молящийся становится на колени и кладет свою голову в маленькую нишу, устроенную у подножия столба с восточной стороны. Исполняя некоторые христианские обряды, они в то же время поклоняются идолам. У ингуш идол Гушмиле пользуется уважением многих аулов и даже соседних племен» .
Ингуши почитают нечто вроде человеческих скелетов. Недалеко от местечка Назрань выстроена каменная будочка, в которой находятся скелеты; к этим скелетам ингуши до сих пор сохраняют особое религиозное уважение, сходятся к ним на поклонение и прикрывают их зеленым сукном, приносимым из Мекки. Предание утверждает, что скелеты эти принадлежат народу нарт, некогда жившему около Назрани, и оставались нетленными в течении 200 лет, но, с приходом русских, стали портиться. Ингуши признают единство Бога, называя его Дайле , и соблюдают 2 поста: один весной, другой осенью. Главный жрец их, называемый святым человеком, жил прежде при старинной каменной церкви, на высокой горе, неподалеку от аула Ангушт. Развалины этой церкви и до сих пор в большом уважении между ингушами. Они приносят ей в жертву скот, никто не смеет войти в ее внутренность и, при приближении, каждый падает ниц, в знак высокого уважения к ней. Имя церкви употребляется в клятвах, а стены ее служат убежищем больным и несчастным, которые поселяются около нее в особо построенных для того хижинах. Кистины соблюдают пост в феврале и марте и во все продолжение его употребляют только растительную пищу.
«Следуя некоторым христианским уставам, ингуши празднуют, однако же, Новый год тремя днями ранее нашего. Год свой они считают в 365 д., но разделения его на месяцы не знают. Ингуши знают о существовании луны (бут); имеют название дней в неделе, но счет дней ведут с понедельника. Накануне Нового года производится гадание; святоши, или одаренные даром предсказаний, отправляются в ближайшее капище, ложатся животом на землю и остаются в таком положении целую ночь. На следующее утро, в самый день Нового года, они выходят из капища и объявляют суеверным то, что они будто бы слышали, лежа и прислушиваясь к земле.
«Народ всех трех поколений, в день Нового года, отправляется в горы, где и приносит жертву Галиерду, почитаемому ими за святого. Гальерд – эго дух, в честь которого посвящены многие церкви и часовни, оставшиеся от бывшего некогда в этих землях христианства, или в честь которого построены новые капища и жертвенники. Жертвоприношения их этому святому состоят из произведений их незатейливого хозяйства, и преимущественно из вновь отлитых пуль, которые и складываются в капище. Пред жертвоприношением зажигаются восковые свечи, а после того пируют и веселятся. Кистины, 5 июля, собираются на гору Матхох, на вершине которой находится три памятника, обращенные фасадом на восток и называемые туземцами церквами. В одном из них они совершают празднества в честь св. Георгия, в другом – Божьей Матери, а в третьем – св. Марине. Внутри строений нет ничего, кроме навешанных по стенам и наваленных на полу, в куче и беспорядке, турьих, бараньих и оленьих рогов, нескольких значков и стаканов, принесенных в жертву. Места эти глубоко уважаются окрестными жителями, собирающимися на праздник из отдаленных селений. Празднество сопровождается жертвоприношениями, играми, песнями, плясками и продолжается часто несколько дней. В деревней Хули, кистинского племени, существует пещера, около которой в скале вделан железный крест. Пещера эта, точно так же, как и находящаяся в том же ауле древняя церковь, посвящены памяти св. Ерды. Пещера известна туземцам под именем Томычь-Ерды, а церковь – Зодцех-Ерды; в последней и до сих пор совершаются поклонения и жертвоприношения».
«По преданию, лет 400 тому назад Ерда Дударов, предок ныне существующей значительной фамилии в Тагаурском ущелье, построил церковь и назвал ее по кистински Задцах-Ерды, т. е. во имя св. Ерды, пользующаяся особым уважением между кистинами. Каждый из жителей, предпринимая какое-либо дело и желая окончить его с успехом, обращается с просьбой к этому святому; больные просят об исцелении. В честь этого святого совершаются празднества: по указанию одних, в половине июня, а по словам других, в августе, перед началом жатвы, и в октябре. В день праздника все кистины, кто только почитает св. Ерды, не различая ни пола, ни возраста, собираются в хулинскую церковь. Мужчины молятся днем, женщины же приходят в храм только ночью. Празднество начинается обыкновенно молитвою, произносимою каждым молящимся. Окончив молитву, пришедшие совершают жертвоприношения, которые состоят из разных животных; при заклании животных всегда обращаются на восток. Затем начинается праздник, продолжающийся целые сутки и состоящий в песнях, плясках, пьянстве и обжорстве».
В половине июля джераховцы, как и кистины, совершают ежегодно праздник в честь Мацели (Мат. Бож.), во имя которой посвящена церковь, или лучше часовня, находящаяся на так называемой Столовой горе, видной из Владикавказа.
Отправляясь на праздник, жители берут с собой скот, предназначенный для жертвы, и, кроме того, каждый обязан сделать приношение: стакан, колокольчик, значок и пр. Подобные священные места всегда завалены этими приношениями и костями жертв; и никто не трогает их из опасения Божьего гнева. Для отправления праздника выбирается один из жрецов, которому поручается управлять церемонией. Накануне праздника он отдает приказание, чтобы все взрослые девушки, имеющиеся на лицо, собрались поутру в назначенном месте. Туда же приходят и мужчины, желающие принять участие в празднике. «По сбору всех на место, жрец – церемониймейстер выбирает самую красивую девушку и предлагает ей идти вперед, а сам следует за нею, держась за ее платье; примеру жреца следуют и другие. Таким образом, составляются пары, которые одна за другой подымаются на гору к священному месту». «У галгаевцев, близ аула Хейры, есть старинная церковь, называемая туземцами Каба-Ерды, основанная, по мнению некоторых, в XII веке. Церковь эта; в большом уважении у жителей. Два раза в год, на Пасху и в Троицын день, галгаевцы собираются в церкви, совершают жертвоприношения, бьют быков и баранов, опрыскивая их кровью стены и помост и прибивая головы жертв к стенам церкви, после чего бывает джигитовка и пиршество .
Остальное население Чечни исповедует, как выше сказано, ислам. Но чеченцы-мусульмане не были истинными последователями учения Магомета вплоть до появления в начале нынешнего столетия мюридизма, т. е, некоторого подобия монашеского ордена, зародившегося в Дагестане, проповедовавшего восстание против ненавистной власти и защиту законных, или религиозных прав мусульман, и разрешившегося впоследствии продолжительной народною войной (казават – священная война) горцев с русскими под предводительством Шамиля. Сначала в мюриды шли люди, которым, нечего было есть и терять, так как каждый мюрид получал даром все необходимое для войны: лошадь, оружие и одежду и даже семьи их иногда пользовались даровым содержанием. Но впоследствии шли в мюриды и богатые люди, которых увлекало честолюбие: служба мюридов считалась самою почетною и те из них, которые состояли лично при Шамиле, пользовались большим значением и всякому внушали страх одним своим видом. Появление и развитие в Чечне мюридизма тесно связано с боевой историей передовой линии наших войск на Кавказе и поэтому здесь необходимо припомнить несколько событий из этой истории.
После знаменитого восстания в 1825 г., жестоко наказанная Ермоловым Чечня почти вся лежала в развалинах и набеги чеченцев на русские станицы прекратились; лишь изредка отдельные партии джигитов нападали на казаков и казачек, с первыми мерялись силами, а последних уводили в плен. Даже вторжение персиян в Грузию, охватившее такими несбыточными надеждами все мусульманское население Закавказья, отразилось на Чечне в слабой степени и выразилось лишь одиночными разбоями и наездами на нашу линию только таких удальцов, для которых грабеж составлял единственный источник для прокормления семей, разоренных русскими погромами. Осенью 1826 г. число таких шаек увеличилось, но в 1827 г. они начали уменьшаться и в следующем 1828 г. на всем Восточном Кавказе водворилось полнейшее спокойствие, продолжавшееся, впрочем, недолго: и 1829 г. русским войскам снова пришлось браться за оружие для разгрома чеченских шаек, а в1830 г. в Чечне началось самое тревожное время.
В этом году в Чечню проникли первые известия об учении Кази-муллы, который во главе вооруженных мюридов двинулся на Аварию. Весь Кавказ с большим интересом следил за этой экспедицией. В Чечне ждали со дня на день, что имам спустится с гор на Кумыкскую плоскость и поведет свои победные дружины на Терек и Сунжу для утверждения здесь веры и завоевания независимости. Настроение было таково, что нужен был только какой-нибудь выдающийся случай, чтобы это напряженное ожидание разрешилось неудержимым народным движением, и случай этот не замедлил представиться.
«25 февраля 1890 года, в час и 23 минуты пополудни, жители были поражены каким-то необычайным гулом, – точно невдалеке скакала целая тысяча всадников. Никто не успел дать себе отчета, как вдруг земля заколебалась и два подземные удара, быстро последовавшие один за другим, раздались так сильно, что крепостные верки (в укр. Внезапной) моментально рассыпались, тяжелые пушки были сброшены в ров, казармы рухнули и из-под их развалин стали раздаваться стоны людей, придавленных образовавшимися грудами камней и бревен. В Андреевой катастрофа отразилась еще сильнейшими бедствиями. За густым облаком пыли, поднявшейся над городом, долго ничего не было видно и только слышался зловещий треск разрушавшихся зданий. Впоследствии оказалось, что в Андреевой было разрушено 900 каменных саклей и восемь мечетей» . Землетрясение продолжалось с некоторыми перерывами 21 день…
На русских и туземцев этот случай произвел огромное впечатление. Всех обуял суеверный страх, и туземцы не замедлили обратиться за разъяснениями к своим муллам, чтобы те посмотрели в «книге книг» и сказали, что обещает им разгневанное небо. И вот в ушах смущенной и перепуганной толпы раздался тогда мрачный и зловещий голос маиортупского муллы, призывавшего всех к покаянию. Проповедь имела необычайный успех и вскоре к Кази-мулле отправилась чеченская депутация, по возвращении которой в Чечне появился известный мюрид Ших-Абдулла и с ним десять помощников-шихов. Все эти лица были строгие аскеты, суровые представители тариката , для которых вся цель жизни заключалась в посте и молитве. Пришли они в незнакомую и дикую чеченскую землю без всякого оружия, с одним Кораном в руках и поселились в землянках среди дремучих лесов по берегам речки Рошни, и стали разносить из конца в конец «глаголы вечного Бога». Окружавшая этих отшельников таинственность сильно действовала на чеченский народ, который тысячами стекался послушать новую проповедь. Рисуя перед слушателями заманчивые картины мусульманской загробной жизни, проповедники обещали им все ее наслаждения не за суровое мусульманское подвижничество, доступное далеко не всякому правоверному, а за привычную, знакомую им войну с гяурами – русскими. И вскоре вся Чечня пошла на призыв проповедников…
С этого момента история собственно ингушей резко обособляется от истории чеченского племени. Ингуши жили далеко в стороне и, отличаясь более постоянным миролюбием по отношению к нашим войскам, чем остальные чеченцы, осталась вне влияния проповедников мюридизма. Таким образом, Чечня разделилась на две политически-религиозные партии и ингуши неоднократно платились набегами фанатических последователей мюридизма на их владения. Это последнее обстоятельство заставило их окончательно отделиться от остальных чеченцев и подчиниться русскому влиянию, так как русские войска помогали им в защите от набегов их соплеменников.
ГЛАВА II.
Население.
Наружный вид ингушей. – Аулы и жилища. – Количественный состав населения. – Величина семьи и отношение полов. – Прирост населения.
Все горские племена Северного Кавказа по наружному виду много похожи одно на другое и только привычный глаз может различать их. Передать племенные особенности сложения лица, костюма и т. п. очень трудно; особенности эти слагаются из суммы мелких, едва уловимых черт, из которых каждая в отдельности не бросается в глаза, но все вместе производят известное, для каждого племени свое особенное впечатление. В общем преобладающий тип ингуша таков: среднего роста, он стройно сложен, сухощав, с резкими чертами и быстрыми глазами на бледном, смуглом лице; цвет волос по преимуществу черный, нос орлиный, движения торопливы и порывисты. Одевается ингуш просто, без особенных затей и излишних украшений, которыми изобилуют костюмы его южных соседей – хевсур и грузин. Одежда состоит из суконной черкески, черной, серой или коричневой, ситцевого бешмета, суконных шаровар, суживающихся к низу, чевяк на ногах и барашковой шапки на голове. Сукно для черкесок употребляется местного изделия; его готовят женщины из бараньей шерсти и окрашивают в растительные краски. Чевяки делаются из сыромятной кожи, в большинстве случаев лошадиной, а также из сафьяна с подошвой из более грубой кожи; они плотно облегают ступню и местные щеголи, прежде чем надеть, размачивают их в воде. Надеваются они прямо на голую ногу или на сафьянный чулок, а поверх их на голень натягиваются ноговицы, заменяющие голенищи наших сапог. Зимою носят полстяные чевяки, нечто в роде русских валенок, но только шитые. В горах предпочитают чевякам крепкие башмаки с толстой подошвой из буйволиной кожи. Вообще, на плоскости заметна некоторая наклонность к щегольству, но в горах предпочитается прочность и практичность.
В костюме и белье ингуши, в особенности горные, мало опрятны. Раз надев рубаху, они носят ее без перемены, пока она сопреет на плечах; зимние меховые бешметы, которые носят под черкесками и без черкесок, меховые шапки, постельные принадлежности никогда не проветриваются, изобилуют грязью и паразитами. Тело ингуша нередко бывает покрыто струпьями, от которых на голове появляются многочисленные мелкие и крупные плешины, открывающие безобразные рубцы на черепе.
Селения и жилища горных и плоскостных ингушей, как наружным видом, так и внутренним устройством сильно отличаются друг от друга. Горные аулы очень невелики; в среднем, на каждое населенное место в горах приходится 9,5 семейств с 63,1 душами обоего пола. Весь аул состоит в большинстве случаев из 5-6 построек, сложенных из больших каменных плит, иногда без всякого цемента, на оконечностях высоких, гребней и на выступах скал. Впереди некоторых построек имеются навесы и галлерейки, обращенные на солнечную сторону. Здесь часто встречаются пирамидальные башни, стройно возвышающиеся одна над другой и придающие аулам своеобразный живописный вид крепостей отдаленных времен. Башни эти выстроены первыми горными поселенцами, у которых сила составляла единственное право и все дела решались оружием. Серые, мрачные, покрытые вековою пылью, они стоят живыми памятниками на могиле безвозвратно погибшей эпохи. В основании они имеют квадрат в 2½–3 сажени и, постепенно суживаясь кверху, оканчиваются остроконечною крышей, достигая иногда 10 саженей высоты. Жилые башни обыкновенно разделены на несколько этажей; верхние предназначаются для людей, а в нижних помещается скот.
К каждому горному селению по откосам, часто очень крутым, вьются узкие, едва заметные тропинки, местами представляющие вид лестницы, вырубленной в скале. Сообщение по таким тропинкам возможно только пешком.
Находясь обыкновенно друг от друга на расстоянии около получаса ходьбы, горные аулы разделены или темными ущельями и глубокими оврагами, или крутыми и высокими перевалами через гребни. Соединяющие их дороги-тропинки то вьются по высоким выступам скал над глубокой пропастью, то спускаются в овраги, к берегам бешенных ручьев, у которых ютятся крохотные, едва заметные туземные мельницы, скорее похожие на груды свалившихся сверху камней, чем на постройки. Во время войны с кавказскими горцами, русские войска разработали хорошую дорогу от с. Балты до р. Ассы на протяжении около 100 верст, но, проходя большею частью в стороне, от аулов, дорога эта не ремонтировалась и в настоящее время, испорченная обвалами, и размытая вешними потоками, на большом протяжении совершенно заброшена. Из более или менее сносных дорог в настоящее время существуют две; одна начинается от Джераховского поста, тянется от селения к селению на восток, доходит до р. Ассы и продолжается по левому берегу ее; другая идет от Владикавказа через Тарскую долину и гору Бугучар. Но обе эти дороги осенью, зимою и весною малопригодны для сообщения даже на легких туземных двухколесных арбах.
Живут горные ингуши обыкновенно по несколько семей в одном желище. Каждая семья имеет особое помещение, отделенное от помещений остальных семей толстыми каменными стенами и выходящее в один общий коридор. У зажиточных, помещение для одной семьи состоит из двух комнат – жилой и «кунацкой» т. е. гостиной. Входя со двора или, вернее, с улицы, так как жилища горных ингушей редко бывают обнесены двором, – вы попадаете в совершенно темный коридор. Только постояв и освоившись с темнотой, вы заметите, что откуда-то проникает тусклый, едва мерцающий свет – это окошечко, проделанное далеко от входа, иногда за одним или двумя поворотами кривого коридора, который притом же идет вверх по косогору. Спотыкаясь и ощупывая руками и ногами путь, вы наконец добираетесь до покосившейся двери, сколоченной из толстых, грубо отесанных досок. Если хозяин не принадлежит к числу зажиточных, то за этой дверью вы найдете только одну жилую комнату.
Тусклый свет едва проникает сквозь грязные стекла двух-трех узких окошечек и не освещает комнаты даже настолько, чтобы без помощи огня можно было рассмотреть жалкое убранство ее. Грязные и прокопченные стены, сложенные из едва отесанных камней, стоят совершенно голые; по полу вдоль их тянутся низенькие лавки, заваленные сложенным в беспорядке грязным тряпьем, среди которого валяются тощие, полунагие и совершенно нагие дети. Тут же около помещаются котлы, плетеные корзины с мукой и зерном, кадки и проч. домашняя утварь. Посредине расположен очаг, к которому спускается с потолка железный или деревянный прут с крючком для котла. В очаге зимой и летом беспрестанно тлеют дрова и угли. Воздух пропитан пылью, дымом и тяжелым жилым запахом, который трудно выносить свежему человеку. Окружающая нищета производит гнетущее впечатление.
«Кунацкая» несколько опрятнее. Здесь можно встретить камин, кровать с подушками, по стенам на колышках развешана посуда (которая, впрочем, служит более для украшения) и одна-две бычачьих шкуры, постилаемые под ноги, когда правоверные становятся на молитву.
На плоскости аулы гораздо больше, в среднем на каждый из них приходится 343,7 двора, с населением в 1615,9 душ обоего пола, т. е. средний аул на плоскости по количеству дворов в 35 раз превышает среднее горное селение. Заселение плоскости ингушами происходило по регламентации русского правительства, которое не упустило случая мелкие, расположенные близко одно от другого и потому очень удобные для разбоя и сокрыта добычи ингушеские поселения соединит в крупные аулы, гораздо более доступные для правильного надзора за ними. В 1858 г. из-за этой меры среди ингушей возникло сильное волнение, чуть было не окончившееся открытым восстанием. Воспользовавшись случаем, народные вожаки заговорили о предстоящем ингушам порабощении и распустили слух, что русское правительство собирается всех их окрестить в христианство, «превратить в казаков, женщинам же запретить носить шальвары». Однако, волнение это было подавлено, когда еще не успело принять угрожающих размеров.
Но помимо русского вмешательства, на группировку плоскостных ингушеских поселений имело влияние еще и то обстоятельство, что на плоскости поселенцы нашли гораздо больший земельный простор, чем в горах. Прекрасные тучные пастбища и чрезвычайно плодородные пахотные поля, при сравнительном обилии того и другого, несомненно расположили горных переселенцев к мирной сельскохозяйственной промышленности, что, в свою очередь, повлияло на расселение их большими земледельческими аулами. Попадая из гор на плоскость, наблюдатель сразу заметит здесь земельный простор по первому же впечатлению. Плоскостные аулы имеют довольно близкое сходство с казачьими станицами. Они расположены около рек и ручьев, вдоль которых тянутся иногда более одной-двух верст. Сакля (дом) от сакли стоит далеко и каждая непременно обнесена просторным двором, огороженным крепким высоким тыном, нередко усаженным сверху пучками колючего дикого терновника. За тыном виднеются фруктовые деревья и огородные овощи. На дворе замечается сравнительное богатство построек: здесь непременно есть крытое помещение для скота, навес для сельскохозяйственных орудий, круглый курятник, амбар д т. п. Только обилие плоских с едва заметным скатом земляных крыш с торчащими кверху коническими трубами, да отсутствие правильных улиц выдает, что это не казачьи станицы.
Сакли у плоскостных ингушей турлучные, изредка двухэтажные; снаружи и внутри стены обмазаны глиной и нередко выбелены. Вход, обыкновенно с солнечной стороны, защищен навесом, на окнах имеются ставни, по крайней мере на северной стороне – для защиты от холодных ветров. Внутри сакли относительно чисты и опрятны. Как и у горных ингушей, они также состоят из двух половин – жилой и кунацкой, причем такое деление здесь гораздо чаще, вследствие большей зажиточности плоскостных ингушей, и по этой же причине гораздо лучше обставлены, с большим порядком, чистотой, достатком и простором. Вместо очагов, здесь везде устроены особые туземные камины, а хлеб печется в отдельных печах, устроенных на дворе. В кунацкой на глиняном, плотно убитом и чисто выметенном полу, кроме кровати, стоит красный или зеленый сундук, несколько низеньких скамеек круглый низенький столик на трех точеных ножках, а у зажиточных в последнее время вводится и европейская мебель.
Все население ингушей, в количестве 39392 душ обоего пола, обитает в 146 населенных местах, составляя 7973 семейства; следовательно, на каждое населенное место приходится 54,6 дворов (или семейств) с 269,8 жителей. Но так как поселения назрановских и галашевских ингушей образованы искусственно и во многом существенно отличаются от поселений остальных ингушей, то мы считаем необходимым рассмотреть вопрос для каждой из этих групп отдельно. Для этого назрановских и галашевских ингушей мы соединим в одну группу и назовем их общим именем плоскостных, а остальных горными. Хотя по местоположению галашевские ингуши могут быть отнесены скорее к горным, чем к плоскостным, но как по преобладающему типу поселений, так и по историческим условиям жизни, они гораздо более приближаются к последним; поэтому мы и включили их в группу плоскостных.
Оставляя в стороне хутора, как места временной оседлости сторожей и арендаторов, оказывается, что на плоскости число населенных мест в 5 раз меньше, чем в горах, а величина селений по количеству дворов, как уже упомянуто выше, наоборот, в 35 раз больше. Процентное отношение полов выражается так: в горном участка мужской под составляет 53,5% и женский – 46,5%; на плоскости же, тот и другой пол являются более уравновешенными: первый составляет 51,2%, второй – 48,8%. Среднее процентное отношение полов всего вообще населения ингушей дает: мужчин 51,6%, женщин 48,4%, т. е, мужской пол превышает женский на 3,2%. Среди казачьего населения Терской области мужской пол составляет 50,8%, а женский 49,2%, т. е. разница достигает всего лишь 1,6%. Причины этого необходимо искать в изнурительности тех работ, которые выпадают на долю ингушеских женщин и сильно сокращают их недолгий век.
В количественном составе семьи у горных и плоскостных ингушей замечается еще более резкая разница, чем в отношениях полов. У горных, средняя семья состоит из 6,6 душ, а у плоскостных всего из 4,7, т. е. средняя семья первых почти на 2 члена превышает среднюю семью вторых. Замечательно, что за семилетий период времени, от 1882 г. до 1889 г., количественный состав горных ингушей почти не изменялся: с 6,5 душ семья увеличилась лишь до 6,6 душ. В то же самое время у плоскостных ингушей семья уменьшилась больше, чем да две души, а именно с 6,9 до 4,7 душ. Дробление семей у последних, на ряду с возрастанием их у горных ингушей, можно объяснить сильным недостатком усадебной земли, который не позволяет женатым сыновьям селиться отдельными дворами, тогда как, наоборот, в этом отношении существует полнейший простор на плоскости.
Все вообще население ингушей, в количестве 39392 душ обоего пола, делится на 7973 двора, или семьи, так что на каждую семью приходится 4,96 или почти 5 душ, причем мужчин 2,45, а женщин 2,42 души. Иначе говоря, на каждые сто семейств ингушей мужчин приходится 254, а женщин 242 души. По сравнению с казачьим населением Терской области, средняя ингушеская семья приблизительно на 1 душу меньше казачьей, которую, в свою очередь, нельзя считать большою (около 5,8 душ обоего пола).
Для разработки вопроса о приросте населения ингушей в ваших руках было, к сожалению, очень ограниченное количество данных, да и те, которые были, как увидит читатель ниже, возбуждают некоторые сомнения. Точные и узаконенные цифры имеются только за 1882, 1889 и отчасти 1865 годы. Судя по этим данным, все население ингушей за семилетний период от 1882 до 1889 г. увеличилось с 32807 до 39392 душ обоего пола, что дает ежегодный прирост в 2,3%, причем прирост мужского и женского пола неодинаков: на долю первого падает 2,2%, а на долю второго 2,4%, т. е. ежегодный прирост женского населения ингушей на 0,2% больше ежегодного прироста мужского.
Рассматривая прирост ингушского населения по каждому участку отдельно, находим, что по спискам за 1882 г. плоскостных ингушей насчитывалось: мужского пола 13265 душ, женского 12449 и обоего 25714 д., а горных: мужского пола 4316, женского 3777 и обоего пола 8093 души. По спискам за 1889 г. плоскостных насчитывалось: мужского пола 16550, женского 15768 и обоего пола 32318 душ, а горных: мужского 3418, женского 2956 и обоего пола 6374 души. Таким образом, оказывается, что население плоскостных ингушей ежегодно увеличивалось на 3,6%, а горных, наоборот, уменьшалось на те же 3,6%. При этом, как у плоскостных прирост, так у горных уменьшение населения женского пола на 0,2% более, чем мужского, т. е. в том и другом, случаях разница остается та же, какую мы видели в вычислениях прироста обоих полов для всего ингушеского населения.
Сравнивая сведения о населении горных ингушей за 1865 г. со списком 1882 г., мы видим, что за этот семнадцатилетний период времени население их увеличилось с 5719 до 8093 душ. Следовательно, убыль произошла исключительно за последние 7 лет. Такое явление нам кажется невероятным. Едва ли возможно допустить, что горные ингуши в последние года начали вдруг ни с того, ни с сего вымирать. Значительных переселений за этот промежуток времени тоже не было. Скорее всего горные ингушевские общества во время регистрации населения умышленно давали неверные сведения, надеясь извлечь из этого для себя какую-либо выгоду. Дело в том, что как раз в этот период времени, а именно в 1886 году, производилась регистрация ингушеских селений для разверстки государственной подымной подати; легко могло случиться, что до них дошли слухи о мотивах этой регистрации, и нет ничего мудреного, что они постарались показать как можно меньше домов. Эта догадка имеет вероятнее, конечно, только при том условии, если цифры за 1865 и 1882 годы соответствовали действительности. Но нам неизвестно, какими предосторожностями было обставлено собирание этих цифр, а потому необходимо пока воздержаться от окончательного решения вопроса о приросте или убыли горного населения ингушей.
Само собой разумеется, что последние соображения порой дают вполне основательные сомнения относительно точности всех приводимых здесь цифр, заимствованных из указанных выше источников. Но во всяком случае цифра «Статистических таблиц населенных мест Терской области», изд. 1890 г. были по возможности проверены и внесены в таблицы, по заявлению редакции, уже в таком виде, который удовлетворяет необходимой научной точности.
В заключение главы о населении, необходимо сказать, что в статистических таблицах встречаются нередко селения, народность которых точно не определена, а в подсчет населения ингушей, для составленных здесь таблиц, мы брали только те селения, народность которых помечена соловом «ингуши», то необходимо будет допустить, что действительное количество ингушей несколько выше здесь приведенного, т. е. выше 40000 душ обоего пола.

ГЛАВА III.
Земледелие в землевладение.

Размеры земельных владений. – Преимущества плоскостного населения. – Отношение душевого надела к норме. – Аренда и ее условия. – Земельная община на плоскости. – Деление общинной земли на кварталы, десятки и паи. – Случаи «супряжки». – Переходная форма землевладения в горах. – Права наследования. – Вероятная судьба землевладения в горах.

Земледелие и скотоводство для ингушей, как и для всех остальных туземных народностей, населяющих Терскую область, являются почти исключительною отраслью промышленности, а потому в вопросе об их экономической жизни самое общественное значение имеют, прежде всего, размеры их земельных владений. Земельные владения, так же, как и характерные особенности расселения, у горных и плоскостных ингушей далеко неодинаковы; поэтому вопрос необходимо рассматривать относительно каждой группы отдельно, а вследствие сильных колебаний цифры владений в различных населенных местах на плоскости, где между отдельными населенными местами земли распределяются очень неравномерно, приведем данные отдельно и для каждого селения. Что касается горных ингушей, то, во-первых, вследствие незначительности колебаний цифры владений в отдельных селениях, а во-вторых, вследствие громадного числа населенных мест наряду с их ничтожной величиной мы приведем данные только для обществ. Это будет тем более уместно, что и в административном отношении, и в отношении самоуправления и вообще общественной жизни все населенные места в горах соединены в 4 сельских общества с 4-мя сельскими правлениями, тогда как на плоскости каждое селение имеет свое собственное правление.
Селения галашевских ингушей почти все сидят на арендованной земле. Жители хуторов Мужичьего, Оспиева и Галашевского, в числе 320 дворов, арендуют 6593 десят. Из надела бывшей ст. Галашевской, оставшегося в запасе войска после расселения этой станицы, а хут. Датых – небольшое пространство из участка казенной земли, и только жители хут. Алкунского сидят на собственной надельной земле, отведенной им взамен участка «Тергискари», перешедшего к жителями сел. Архонского, Тифлиск губ. В виду этого, при определении размеров земельных владений галашевских ингушей и во всех дальнейших выводах, мы приняли за среднюю величину душевой надел жителей хут. Алкунского, который равен 2,7 десят. одной удобной и 4 десят. удобн. и неудобн. земли вместе.
Из этих таблиц видно, что наиболее обеспеченными земельным наделом являются плоскостные ингуши – вообще и назрановские, в частности. Как у назрановских, так и у галашевских, душевой земельный надел больше среднего для всех ингушей – у первых, на 0,5 дев., у вторых, на 0,2 десятины, а у горных, наоборот, на целых 2 десятины или в 2,1 раза меньше среднего.
Рассматривая величину земельных владений каждой группы отдельно, находим, что у горных ингушей на наличную душу мужского пола приходится в трех обществах по 1,6 дес. и только в одном по 2,6 дес. удобной и неудобной земли вместе. Необходимо, однако, иметь в виду, что неудобные земли горных ингушей, составляя, как видно из приведенной выше таблицы, почти половину всей надельной земли, состоят почти исключительно из каменистых скал и обнаженных от всякой растительности пространств, совершенно негодных ни для какой сельскохозяйственной эксплуатации, а потому для определения размеров душевого надела будет справедливо принять только удобные земли, в число которых входят: пахотные и сенокосные угодья, лес и кустарник, выгон и все клочки, занимаемые под сады, огороды и усадьбы. При таком ограничении наивысший земельный надел на наличную душу у горных ингушей достигает всего 1,5 дес. (в Джераховском обществе), а средний не превышает 1 дес., причем в Хамхинском в Мецхальском обществах не достигает даже и такой незначительной величины. К этому необходимо прибавить, что немало пахотных и сенокосных участков, расположенных на территории горных ингушей, принадлежат владельцам, живущим на плоскости; следовательно, в действительности размеры владений горных ингушей должны быть еще менее приведенных.
Плоскостные ингуши, в отношении своих земельных владений, гораздо счастливее. Прежде всего, у них лучше сама почва; тогда как у горных неудобные земли составляют почти половину всего принадлежащего им пространства, у плоскостных они почти совершенно отсутствуют. Из 70239 дес., принадлежащих последним, в качестве неудобной земли зарегистрировано в статистических таблицах только 1,500 дес., т. е. 2,1% всего пространства. В действительности этот процент должен быть несколько выше, так как в таблицах деление земель по угодьям и на удобную и неудобную землю показано не для всех плоскостных населенных мест; но, с другой стороны, на плоскости, вследствие сравнительного богатства хлебов, деление ее на удобную и неудобную производится далеко не с такою строгостью, как это наблюдается в горах, где дорог каждый, даже самый ничтожный клочок. Так, например, земли, причисляемые на плоскости к числу неудобных, употребляются под выпас скота, как в горах выгон, а при другой системе хозяйства были бы годны и под распашку, а потому по всей справедливости их можно включить в число годных для сельскохозяйственной эксплуатации, т. е. удобных.
Помимо лучшего качества земли, плоскостные ингуши обладают и большим земельным наделом. На наличную душу мужского пола у них приходится от 1,3 дес. до 6,6 дес. одной удобной и 7,9 удобной и неудобной земли вместе, достигая в среднем 4,2 десятины. Сравнивая наделы только одной удобной земли плоскостных и горных ингушей, находим, что минимальный надел на плоскости в 1,6 раза, максимальный в 4,4 или почти в 4½ раза, а средний в 2,3 раза больше, чем в горах. Если же для сравнения взять размеры наделов в горах одной удобной, а на плоскости удобной и неудобной земли вместе, как это и следует сделать на основании только что приведенных соображений, то окажется, что средний надел плоскостных ингушей в 4,2 раза больше среднего надела горных.
При сопоставлении земельных владений отдельных групп населения плоскостных ингушей между собою, оказывается, что назрановцы обеспечены землею несколько больше, чем галашевцы. У первых на каждую наличную душу мужского пола приходится от 1,8 десят. (в с. Альты-Гамурзиевском) до 7,9 дес. (в с. Бурсуковском), т. е. в среднем 4,3 дес., а у вторых 4 десятины.
Таким образом, назрановцы в отношении земельных владений являются самыми обеспеченными из всех ингушей; однако же и их владения не удовлетворяют той норме, которая принята для лестной сельскохозяйственной полосы . Земли осетин близко подходят к землям ингушей, а потому для тех и других можно принять одну и ту же норму. Для плоскостных осетин высшая рабочая норма, т. е. такое количество земли, которое может обработать один рабочий с полурабочим, определяется в 11 десятин, а низшая продовольственная, т. е. достаточная для удовлетворения потребностей одного рабочего, – в 5 десятин.
Как видно из приведенной выше таблицы, ни одно из ингушеских населенных мест не обладает наделом, достигающим высшей рабочей нормы, и только в 6 селениях плоскостных ингушей надел несколько превышает низшую продовольственную норму.
Из этого легко убедиться, в какие неблагоприятные условия, в отношении размеров землевладения, поставлены ингуши. Для большей наглядности сравним нормальное количество земли, необходимой для населения ингушей, с существующими в действительности. Для 20.344 душ мужского пола, принимая высшую рабочую норму, т. е. по 11 десятин на душу, требуется 223.784 десят. земли, между тем как действительный надел всех ингушеских селений, горных и плоскостных, достигает всего лишь 76,189. Таким образом все население ингушей терпит недостаток земли в количестве 147.595 десят., т. е. недостаток земли почти в 2 раза превышает действительный надел.
В частности горные ингуши терпят гораздо более значительный недостаток, земли, чем плоскостные. Для 3.418 душ мужского пола горных ингушей требуется 37.598 дес. земли, а наличный земельный надел их простирается всего лишь до 6.462 десят., т. е. все население горных ингушей терпит недостаток земли в количестве 31.136 десят. Таким образом, недостаток земли у горных ингушей почти в 5 раз превышает наличный их надел.
При этом необходимо иметь в виду, что большая часть земли у горных ингушей занята лесом, голыми безжизненными скалами и осыпями и только самая незначительная часть, приблизительно около 12%, т. е. в среднем около 0,2 десят. на душу мужского пола, эксплуатируется населением под распашку. Точно определить общее количество пахотных земель у горных ингушей невозможно; они состоят из отдельных клочков самых разнообразных форм и величин, от величины разостланной бурки до четверти десятины, причем эти клочки разбросаны по таким местам, о которых трудно иметь представление человеку, не бывавшему в горах. Местные туземцы определяют величину своих пахотных участков временем, на которое хватает им для пропитания добываемое на этих участках количество зерна. Зажиточная семья, состоящая, например, из 5 членов, владеет самое большее 15–20 загонами (полосами) пахотной земли, обеспечивающими этой семье существование всего на 5-6 месяцев. Бедная семья в 3–4 человека располагает обыкновенно 3–4 загонами, на которых добывается хлеба не более как на 2 месяца. В каждом горном обществе есть много лиц, владеющих землей только номинально и в действительности совершенно безземельных. Обе последние категории существуют заработками и арендой земли на плоскости и, в редких случаях, в соседних горных аулах. Работают обыкновенно за годовое прокормление, а арендуют землю на плоскости за плату от 3 р. до 5 р. за десятину, в горах же – из половины собранного урожая. Но аренда земель обставлена для горных ингушей такими тяжелыми условиями, что не может представлять собою счастливого выхода из бедственного положения, а дает возможность населению лишь как-нибудь протянуть свое жалкое существование. Большинство арендуемых земель лежит на плоскости в 50-100 и более верстах от горных селений, при полном отсутствии не только колесных, но даже сколько-нибудь сносных вьючных дорог, как между горными аулами, так равно и на пути от них на плоскость. При таких условиях горным ингушам, помимо арендной платы, приходится нести громадные расходы на передвижение из своих селений на арендованные земли и обратно. «Проехав из конца в конец этот своеобразный уголок, заключает К. Россиков свое письмо, из которого заимствованы только что приведенные сведения , приходишь к тому заключению, что самой насущной потребностью, самым жгучим вопросом в жизни населения этого уголка служит правильная, и по мере возможности, в недалеком будущем разработка дорог. В разрешении этого вопроса лежит залог и будущего развития экономического благосостояния, и нравственного уклада жизни населения».
Обращаясь к вопросу о формах землевладения у ингушей, на плоскости мы встречаемся с чистою строго выработанною общиной. Общинный строй землевладения у всех плоскостных туземцев, т. е. у кабардинцев, осетин и ингушей во многих отношениях совершенно одинаков. Объясняется это тем, что при переселениях из гор на плоскость, горцы вместе с новым земельным наделом получали от русского правительства и новые готовые формы экономической жизни; таким именно путем земельная община привита всем плоскостным туземцам, но в настоящее время они привыкли к ней, сжились с нею настолько, что она стоит у них также прочно, как и в среде казачьего населения, выработавшего общину вполне самостоятельно.
Каждое ингушеское селение на плоскости составляет отдельную общину. Земля, принадлежащая селению, считается общественным достоянием всего населения его. Распоряжается землею общественный сход, состоящий из представителей всех наличных домов (дворов) . Пользование землею состоит в следующем: весь сельский земельный надел делится на части; одна часть предназначается под распашку, другая под сенокосы, третья под выпас скота. По истечении некоторого промежутка времени, обыкновенно 3-6 лет, сенокос идет под выгон, выгон под распашку, а пахать под сенокос. Необходимо, однако, заметить, что угодья чередуются не всегда в таком порядке; иногда при переделах под распашку обращается сенокос, а под сенокос – пахать. Так, напр., в большом и старом плоскостном селении Сурхохи сама почва земельного надела такого характера, что сельский выгон невозможно включить в очередь под распашку или сенокос. Одна часть сельского надела покрыта пластами чернозема, смешанного местами с глинистым сланцем и вполне пригодна под посевы, но в другой части, по северному склону гор, почва состоит из смеси глины с щебнем (мелким камнем); эта последняя часть надела имеет весьма жалкую, чахлую растительность и служит лишь для устройства стойл и выпаса стад баранов и, отчасти, др. скота.
Вся пахотная земля делится на подворные участки (паи) по числу дворов каждого селения, платящих государственную подымную подать и др. повинности. Каждый такой двор, будь он из 4–5 работников или только из одной вдовы с малолетними детьми, пользуется равным паем. Паем не пользуются только дворы тех сыновей, которые самовольно отделились от своих родителей. Передел земли производится обыкновенно через каждые 3–6 лет, но иногда, как напр., в сел. Альты-Гамурзиевском и Насыр-Кортовском, пахотная земля делится ежегодно и только сенокосы поступают в передел, через более или менее долгий промежуток времени, оставаясь непеределяемыми до 8 лет. Сам процесс деления пахотной земли на отдельные паи совершается так: вся сельская пахотная земля делится в присутствии всех наличных пайщиков (представителей от каждого правоспособного двора) на кварталы, по числу кварталов селения, или на десятки; участки отдельных кварталов, или десятков, распределяются по жребию, вынимаемому выборными для этой цели лицам от каждого квартала, или десятка. Затем уже каждый квартал, или десяток, делит свой участок на равные паи, в первом случае – по числу дворов, входящих в каждый квартал, а во втором, на 10 равных паев. Паи распределяются между членами квартала, или десятка опять-таки, по жребию . Величина пая определяется обыкновенно раньше; назначенная к переделу земля предварительно измеряется избранными от сельского общества депутатами, которые тут же и вычисляют величину надела на каждый платежный дом. В среднем, на дом пахотной земли приходится три-четыре загона (полосы), что составляет около 4,7 десят., или 1,7 десят. на наличную душу мужского пола. Кроме того, многие арендуют землю под распашку у казаков соседних станиц.
При распашке пахотной земли, где бы она ни находилась, т. е. на низменностях или в горах, в большинстве селений существует обычай распахивать землю всю подряд, не оставляя широких промежутков. Нередки случаи распашки земли общими силами десятка или квартала, но такая «супряжка» встречается только тогда, когда пахотная земля попадается в гористой местности, где распашка ее сопряжена с большими трудностями. На равнинах каждый двор пашет свой пай всегда самостоятельно.
Владение сенокосными угодьями и распределение их между однообщественниками происходит точно так же, как и пахотных, с тою только разницей, что первые, как я уже имел случай указать, поступают в передел через более значительные промежутки времени и в некоторых случаях эксплуатируются общими силами десятков или кварталов. Сенокосы у плоскостных ингушей всегда покрыты тучною растительностью и имеют весьма цветущий вид. Зависит это, вероятно, от того, что земля их расположена на правой стороне долины р. Терека, по течению pp. Камбилеевки и отчасти Сунжи, в котловине между Главным кавказским, хребтом и Кабардинскими горами – на сырых, защищенных от действия, как сухих восточных и южных, так и холодных северных ветров. Однако, сено их отличается низким достоинством, вследствие большой примеси бурьяна, осока и др. малопитательных и грубых растений.
Травосеянием ингуши не занимаются вовсе; заливных лугов также не встречается. На каждый двор сенокосных угодий приходится в среднем до 3,7 десят. или до 1,3 десят. на наличную душу мужского пола. Большая часть сена идет в продажу, а меньшая на прокорм собственного скота, который у ингушей не пользуется хорошим уходом и приучен к крайней умеренности в корме.
В пользовании общественными лесами у ингушей существует полнейшая вольница: рубит кто сколько может и где хочет. Но общественные леса их большею частью состоят из мелкого кустарника, годного лишь для изгородей; строевой материал встречается лишь в общем племенном Назрановском лесу, да в участке, отведенном Терским казачьим войском из его лесных дач в пользование ингушей. Однако, из последнего ингуши могут пользоваться лишь строевым материалом для собственных нужд, а на дрова могут брать только валежник и негодные сухостойные деревья. Для промышленных целей ингуши покупают лесные участки у соседних казачьих станиц; в этих участках они добывают хорошие дрова и бревна для постройки все это сбывают по преимуществу в Владикавказе, где цены на лесной материал стоят всегда очень высокие.
Сады и огороды находятся в подворном владении, но без права отчуждения. Те и другие расположены обыкновенно в черте усадебной земли и отводятся во владение всякому двору селения по приговорам сельского общества. Владельцы могут продавать их своим однообщественникам, а выморочные и брошенные снова поступают в распоряжение общества. В среднем, земли занятой под садами и огородами приходится на двор около 0,2 десят.
Землевладение горных ингушей переживает в настоящее время интересный период перехода от общинного к подворному. С одной стороны, оно еще сохраняет признаки исконного народного взгляда на землю, как на Божий дар, которым владеет тот, кто им пользуется, и только до тех пор, пока пользуется, а с другой, выработало резко определенные черты частного землевладения, и относительно некоторых угодий уже существует взгляд, что земля, как и все остальные предметы домашнего обихода, составляет частную собственность отдельных лиц, которою владельцы распоряжаются по своему личному усмотрению.
Лес в горах, как и на плоскости, до сих пор составляет такую общественную собственность которою каждый отдельный член данного сельского общества пользуется бесконтрольно, по своему личному усмотрено, на правах вольной рубки т. е. каждый рубит где хочет и сколько может. Только в самое последнее время некоторые горные общества права отдельных лиц на пользование лесом начали ограничивать определенными условиями, как например, запрещением вольной рубки леса на продажу. Подобные ограничения явились следствием быстрого истребления в горах леса, которое начало принимать такие размеры, что угрожает окончательным исчезновением его. Уже во многих местах, где еще недавно рос прекрасный строевой лес, в настоящее время можно встретить лишь жалкий мелкий кустарник, едва-едва годный на топливо, да и тот безжалостно истребляется голодными козами и овцами.
Следующую переходную ступень от общинного к подворному землевладению у горных ингушей составляет выгон и те места, которые негодны ни для какой земледельческой культуры, но эксплуатируются под выпас скота, хотя и не могут быть названы выгоном в тесном смысле этого слова. Все эти места составляют общественное достояние, которым распоряжается все общество, как коллективная единица. На них пасется скот каждого члена общества, причем последние выгоняют его в общественный табун или стадо, однако за исключением коз и овец. Последние не пользуются правом пастьбы на общественных пастбищах, и каждый отдельный владелец их должен сам заботиться о приискании для них пастбища или же вносить в общественную кассу установленную обществом плату с каждой отдельной головы.
Наконец, сенокосы и пашни находятся в частном подворном владении. С того момента, как горец расчистит и удобрит отведенный ему обществом клочок бесплодной земли под сенокос или пашню и начнет его эксплуатировать, клочок этот становится личною собственностью, и общество теряет на него все свои права. Новые члены общества, приписавшиеся из других селений, не получают никакого земельного надела и приобретают его покупкой или же арендуют у тех, кто лично не ведет земледельческого хозяйства. Как сенокосы, так и пашни ценятся очень высоко, в особенности последние, за которые еще в самое недавнее время уплачивалось до 300 коров, или, считая в среднем стоимость коровы в 8 руб., до 2400 р. за пай. Такая высокая плата могла иметь место только вследствие чрезвычайно низкой ценности скота, и всякий горец затруднился бы определить эквивалент ее в рублях. В настоящее время ценность земли в горах стоит неизмеримо ниже, так как горцы предпочитают арендовать земли под покосы и распашку на плоскости, но, все-таки, достигают еще значительной высоты. Каждый пай переходит из поколения в поколение, по наследству от отца к сыновьям, причем соблюдается строгое равенство в правах каждого сына на участие в наследстве. Здесь не бывает случаев лишения сына земельного наследства за непочтение к родителям или какой-либо другой проступок, как это встречается на плоскости; если же какой-нибудь отец нарушит этот обычай, то обиженный восстановляет свое право оружием и, убивая наделенного брата, становится владельцем, как его, так и своей части, конечно, притом только условии, если не попадет в руки правосудия. До раздела земельного и вообще недвижимого имения, распоряжается им старший в семье по мужской линии и только после смерти всех мужчин во всем роде имение переходит по наследству по женской линии. Относительно того, куда переходят выморочные имения, практика предшествовавшего времени не дает ответа. В случае смерти ближайших родственников, имение, по обычаю, переходит к самым отдаленным, а такие всегда находились, так как все население ингушей образовалось из нескольких, очень немногочисленных фамилий. Таким образом, этот интересный вопрос практикой прежних лет не решен и потому в обычном праве (адат) ингушей нет в этом отношении определенных указаний.
Незначительные сами по себе сенокосные и пахотные участки, при разделе между сонаследниками, раздробляются на такие ничтожные по размерам клочки, которые далеко не удовлетворяют потребностей их владельцев, а потому последние охотно продают их при всяком удобном случае. Вследствие этого, среди горных ингушей, с одной стороны, явился класс безземельных, а с другой, создался класс более или менее крупных землевладельцев. При отсутствии кровной аристократии, эти местные богачи фактически заменили собой для горных ингушей князей и узденей других племен Северного Кавказа, приобрели между ними значительный вес и имеют большое влияние на общественные дела, не говоря уже о том, что безземельные и малоземельные их соплеменники находятся у них в сильной экономической зависимости. И в настоящее время, когда пора набегов миновала и горцу приходится жить в условиях культурного государственного строя, обеспечивая свое существование продуктами сельскохозяйственной промышленности, для этих местных помещиков и наступил самый благоприятный момент к тому, чтобы сосредоточить в своих руках все нити местной сельскохозяйственной жизни и стать вершителями судьбы местного землевладения, если какое-нибудь внешнее обстоятельство не помешает естественному ходу наблюдаемых теперь явлений.
ГЛАВА IV.
Сельскохозяйственные промыслы.
Земледелие. – Скотоводство. – Луговодство. – Садоводство и огородничество. – Кустарные промыслы.
Сельскохозяйственные промыслы ингушей до сих пор не служили предметом сколько-нибудь обстоятельного исследования. Нам, по крайней мере, известна только одна работа, посвященная этому вопросу, а именно «Экономический и домашний быт жителей горного участка Ингушевского округа». Н. Грабовского . Но, во-первых, этот небольшой очерк посвящен, как видно уже из заголовка, не всем ингушам, а только горным их соплеменникам, а во-вторых, промыслы их описаны в этом очерке только в общих чертах. До появления в свет, «статистических таблиц населенных мест Терской области» более подробного и обстоятельного исследования сельскохозяйственных промыслов ингушей и явиться не могло, так как не было источника, из которого относительно этого предмета можно било бы почерпнуть точные данные, но и с выпуском названных таблиц препятствие это не устранено окончательно. Вследствие новизны этого дела в области, а также в виду технических и материальных условий собирания, обработки и издания статистических данных, названные таблицы изданы были с некоторыми пробелами, – по программам и формам, не вполне удовлетворяющих местным требованиям. Так, напр., в отделе о скотоводстве в таблицах есть графы для крупного рогатого скота лошадей и мелкого скота, но нет графы для буйволов, ослов и мулов, составляющих довольно существенный элемент в сельскохозяйственной жизни кавказских горцев. В виду этого, в настоящем очерке мы также не можем обещать вполне точного описания всех отдельных отраслей сельского хозяйства ингушей, но постараемся сделать его настолько подробно и точно, насколько это позволят существующие данные и наши силы.
Земледелие, несмотря на свое относительно малое развитие, все-таки, является главным занятием ингушей. В предшествующей главе о землевладении мы по необходимости уже коснулись этой отрасли сельского хозяйства и во избежание повторения ограничимся теперь только самыми краткими сведениями по этому вопросу.
В горах распахивается всего около 1/9 части всей надельной земли, что дает в среднем около 0,2 десят. пахоты на наличную душу мужского пола. Такое незначительное развитие хлебопашества у горных ингушей является следствием, с одной стороны, общего недостатка в надельной земле, а с другой – ее негодности для этой отрасли сельского хозяйства. На плоскости площадь, эксплуатируемая под распашку, гораздо больше; она достигает 0,4 всей надельной земли, что дает около 1,7 десят. пахоты на наличную душу мужского пола. Таким образом, на плоскости из общего земельного надела распахивается в 3½ раза больше, чем в горах, что прямо зависит от большей пригодности плоскостных земель для хлебопашества. Кроме того, как горные, так и плоскостные ингуши арендуют под распашку земли соседних казачьих станиц. Вследствие недостатка в рабочих руках, необеспеченности сбыта на выгодных условиях, а также исполнения служебных обязанностей казаки сами ведут земледельческое хозяйство лишь настолько, насколько это необходимо для их собственного прокормления, и весь остающейся избыток земли охотно сдают в аренду. В Сунженском отделе, где обитают ингуши, в 1890 году находилось в аренде 39907 десят. станичных земель, что составляет 14% или почти 1/7, часть всей их площади . Но как излишек против рабочей нормы земельного надела создает для массы казачьего населения Терской области совершенно особое положение, которое не может благотворно влиять на прогресс земледельческой культуры на войсковой территории, так, наоборот, сильный недостаток земли, в особенности у горных ингушей, служит причиною того, что земля последних пользуется самым тщательным уходом. Пародируя известную поговорку о каталонцах, можно сказать, что горец хлеб свой делает из камня. Чтобы приготовить поле не только для посева, но даже и для сбора сена, горный ингуш должен очистить избранное место от камней и потом наносить туда на вьючных мулах, а нередко и на собственных плечах, плодородной земли и различных удобрений. Землю часто приходится брать в глубоких долинах и ущельях и поднимать на страшную высоту, где расположены селения и пахотные и сенокосные угодья горцев. Наносный слой должен быть такой толщины, чтобы можно было свободно оперировать местным плугом. Приготовив таким образом поле, его необходимо ежегодно поддерживать, для чего требуется не меньший труд, так как каждый сколько-нибудь значительный ливень в горах смывает наносную землю нередко вместе с посевами. Легко себе представить, каких громадных усилий, труда и забот стоит горцам обработка их полей.
Пашут ингуши своеобразным, весьма легким туземным плугом, впрягая в него до 5 пар волов. Русский обыкновенный, или малороссийский плуги положительно непригодны для распашки таких крутых склонов и косогоров, на которых пашут ингуши. Борону они совсем не употребляют; ее заменяет особо приготовленная большая метла из ветвистого кустарника твердых древесных пород. На метлу, во время работы ею, накладываются больше камин и другие тяжести. Такая борона, при практикуемой у ингушей неглубокой распашке, с большим успехом засыпая зерна, в то же время сметает с полосы разные сорная травы.
Засевается в горах по преимуществу ячмень и только отчасти овес, а на плоскости почти исключительно одна кукуруза. Из ячменя горцы готовят пресные лепешки, так называемый «чурек». Кукуруза почти вся идет в продажу, но употребляется и в пищу, тоже, в виде пресных лепешек из кукурузной муки, как суррогат хлеба, а также в вареном и печеном виде. Хлеб, притом исключительно пшеничный, покупается ингушами в русских поселениях, куда они сбывают продукты своего хозяйства в промышленности. Но хлеб употребляется ингушами, как и всеми остальными туземцами, в самом незначительном количестве. И нельзя сказать, чтобы они заменяли его мясом. Зимою, когда скот дешев, они употребляют в пищу и мясо, по преимуществу баранину; но в обыкновенное время мясо животных и кур составляет принадлежность стола только зажиточных ингушей, а простому смертному приходится лакомиться им лишь в торжественных случаях: на поминках, свадьбах, во время больших праздников и проч. Вообще ингуши очень умеренны в пище и довольствуются тем, от чего русский крестьянин давно бы умер с голоду; кусочек сыру и чашка кислого молока зимою, арбуз и головка луку летом, с кусочком ячменной или кукурузной лепешки, вполне удовлетворяют ингуша, как и всякого другого туземца Северного Кавказа. Озимых хлебов ингуши, за весьма редкими, единичными исключениями, не высевают совсем.
На долю всего не войскового населения Сунженского отдела в, 1890 г. приходилось высеянного хлеба 23685 чет., а собранного 151266 четвертей, что дало урожай в 6,38 чет.
Хотя в 1890 г., к которому относятся приведенные цифры, в Терской области был значительный недород хлеба, но он произошел по преимуществу насчет озимых посевов, и в Сунженском отделе туземным населением засевается исключительно яровой хлеб, урожай был очень близок к среднему. Неказачье население этого отдела состоит почти исключительно из туземцев, 2/3 которых составляют ингуши. Состояние хлебопашества, как у ингушей, так и у других туземцев Сунженского отдела, вследствие одинаковых почвенных, климатических и экономических условий, не имеет почти никакой разницы. В виду этих обстоятельств, в общем, мы не погрешим против действительности, если 2/3 урожая, собранного не казачьим населением Сунженского отдела, примем за среднюю ежегодную норму урожая посевов ингушей.
При таком условии получится, что ингуши собирают хлеба ежегодно немногим более 100.000 четв. Принимая же установленную в том же всеподданнейшем отчете нормальную годовую пропорцию хлеба в 2½ чет., на наличную душу населения и считая население ингушей в 40.000 душ обоего пола, находим, что количества собираемого ими хлеба как раз хватает на их продовольствие. Но если отчислить часть урожая на обсеменение и уплату повинностей, то окажется, что продуктов собственного хлебопашества ингушам не может хватать на полное годовое довольствие. Из такого затруднительного положения ингуши выходят благополучно лишь благодаря своей выдающейся умеренности в пище и подспорью в других сельскохозяйственных промыслах, помимо земледелия.
Скотоводство занимает второе по важности место в сельскохозяйственной промышленности ингушей. Прекрасный укос трав на плоскости и присутствие альпийских пастбищ в горах, представляют благоприятные условия для разведения крупного и мелкого скота, и в былые времена, когда был большой избыток свободных земель, скотоводство в промышленности ингушей имело первенствующее значение. Но с течением времени земельный простор исчез, наступило и на Северном Кавказе незнакомое раньше туземцам тесноземелье, которое и препятствует более широкому развитию этой отрасли хозяйства. Ингуши разводят крупный рогатый скот, лошадей, овец и коз, буйволов и мулов, но относительно последних двух категорий скота сведений в статистических таблицах не имеется. Раньше, и не так еще давно, один-другой десяток лет тому назад, ингуши разводили и верблюдов, но в настоящее время эта отрасль местного скотоводства ими совсем оставлена.
Таким образом, в среднем, на каждый двор приходится лошадей немного более 1, крупного рогатого скота 4,6 и мелкого 9 штук, или на 100 душ населения лошадей 22, крупного рогатого скота 95 и мелкого скота 183 штуки. Сравнивая эти цифры с данными скотоводства войскового населения Терской области , находим, что на 100 душ последних приходится лошадей также 22, но крупного рогатого и мелкого скота значительно больше, чем у ингушей, а именно первого 113, а второго 213 штук. Однако, принимая во внимание громадный простор свободных выпасов на войсковой территории, на ряду с значительным недостатком земли у ингушей, необходимо признать, что скотоводство у последних развито гораздо более, чем у казаков; у ингушей одна голова лошадей и крупного рогатого скота вместе приходится на 1,6 десят. земли, а у казаков на 5,5 десят.
Такое сравнительно высокое состояние ингушеского коневодства в частности и скотоводства вообще объясняется, с одной стороны, потребностью кавказского туземца в верховой лошади, а с другой большим спросом среди самого туземного населения на продукты скотоводства. Большинство туземных дорог, как в горах, так даже и на плоскости, значительную часть года находятся в таком состоянии, что по ним невозможно никакое колесное сообщение, даже на туземной двухколесной аре; где при удовлетворительном состоянии колесных дорог для передвижения в одном экипаже 3–4 человек совершенно достаточно одной лошади, там для передвижения их верхом требуется лошадь для каждого отдельно. Но помимо состояния дорог на способ передвижения туземцев имеет влияние еще и традиционная привычка, вошедшая в плоть и кровь каждого туземца с того еще недавнего времени, когда все население Кавказа представляло одну сплошную боевую конницу, ходившую в набеги на соседние племена и выдержавшую продолжительную войну с русскими войсками.
Что же касается разведения крупного рогатого и мелкого скота, то развитие этой отрасли скотоводства объясняется необходимостью для ингуша, за отсутствием правильной торговли, иметь шерстяное платье собственного изделия и, вследствие недостатка пахотных земель, заменять хлеб продуктами молочного хозяйства. Кроме того у ингушей, как и у всех остальных обитателей Кавказа, рогатый скот, а именно быки и буйволы, употребляются для перевозки тяжестей и других работ. Иначе говоря, рогатый скот на Кавказе разводится не только как продовольственная статья, но и как рабочая сила. Последнее обстоятельство настолько важно, что в силу его ингуши обладают гораздо большим количеством рогатого скота, чем даже Финляндия. В Финляндии на 100 душ населения приходятся 57 голов, а у ингушей – 65. В силу того же, безлошадных домохозяйств у ингушей насчитывается 913, тогда как не имеющих крупного рогатого скота всего 378, т. е. почти в два с половиною раза меньше.
Несмотря, однако, на такое сравнительно высокое состояние скотоводства, ингуши, все-таки, далеко не обеспечены рабочим скотом. Из числа всех наличных лошадей половина придется на верховых и жеребят до трехлетнего возраста, а из числа рогатого скота по Сунженскому отделу на долю коров и телят до двухлетнего возраста, по данным 1890 года, приходится 70,4%. так что рабочего рогатого окота остается всего 29,6% . Таким образом, весь рабочий скот ингушей исчисляется цифрами в 4279 лошадей и 10900 быков на 7837 хозяйственных дворов, или несколько более полулошади и около 1 1/3 быка на каждое домохозяйство, тогда как последних для запряжки в один плуг требуется до 5 пар. Это обстоятельство вызвало обычай «супряжки» для пахоты, о котором упомянуто выше. Кроме этого, необходимо иметь в виду, что у ингушей насчитывается 913 безлошадных и 373 не имеющих рогатого скота домохозяйств, что хотя и увеличивает среднее число рабочего скота в остальных дворах, но зато уменьшает число домохозяев, могущих заниматься земледелием.
Разведение мелкого скота, коз и овец , стоит у ингушей на довольно высокой ступени развития. В Европейской России, на 100 жителей приходится мелкого скота, вместе со свиньями, 82 штуки, а у ингушей без свиней – 183. Эта отрасль скотоводства развита по преимуществу у горных, ингушей; из числа 962 дворов в горах насчитывается не имеющих мелкого скота 299, или 31,7%, а на плоскости из 6875 дворов – 3046, или 44,3%. Большее развитее скотоводства в горах находится в прямой зависимости от меньшего развития там земледелия, вследствие меньшего удобства земель под распашку. Недостаток выпаса и сенокосов пополняется обилием леса и кустарника, которые также эксплуатируются для прокормления скота. В горах нередко можно встретить громадные деревья лиственных пород, срубленные под самый корень и непроизводительно гниющие неубранными; эта гиганты погибли под ударами топора горца, который срубил их для прокормления прожорливых овец листьями и нежною корою их молодых побегов.
Скот у ингушей не пользуется хорошим уходом. На плоскости весь скот почти круглый год довольствуется подножным кормом. Подкармливается сеном и отчасти зерном (исключительно кукурузой) только такой скот, который употребляется на работы. Лошади и рогатый скот пасутся на общественном выгоне, причем те в другие обыкновенно разбиваются на несколько стад, числом от трех до пяти-шести стад в селении, под надзором двух-трех пастухов каждое. Пастухи нанимаются обыкновенно из местных туземцев целым обществом, за плату от 50 коп. до 1 руб. с лошади и от 20 до 25 коп. с головы рогатого скота, причем каждый двор селения выдает им осенью по одному четверику кукурузы, a иногда еще и весной – по гарнцу. Таким образом, если принять среднюю плату, расход за пастьбу скота на плоскости выразится в следующих цифрах: деньгами за лошадей 5951 p. 50 к. и за рогатый скот 6977 р. 50 к. и, кроме того, кукурузою, считая по 35 коп. четверик, 2406 р. 25 к., а всего 15,335 р.
Годовой заработок пастухов колеблется в пределах от 60 до 100 рублей.
Овцеводством на плоскости занимаются только зажиточные ингуши, и потому пастьба овец на общественных выгонах встречается редко. Обыкновенно для этой цели арендуются участки земли соседних казачьих станиц; в тех же случаях, когда стада овец ходят на общественных ингушеских землях, в доход общественных сумм с каждой головы взимается плата около 2 коп. Годовая плата пастуху за стадо в 100-150 голов держится около 50 руб., за большие стада достигает 70–80 руб.
В горах, так же, как и на плоскости, крупный скот пасется на общественных выгонах под надзором общественных пастухов, а для пастьбы овец хозяева должны или арендовать участки, или же платить в общественную кассу за пастьбу на общественных выгонах определенную плату. Разница состоит лишь в том, что в горах пастухам платят в два раза дороже, т. е. с головы лошади не менее рубля, с головы крупного рогатого скота не менее 50 коп., так что общий расход на пастьбу всякого скота достигает 3500 р. Овцы пасутся обыкновенно под надзором младших членов семьи. На занятых под выпас овец участках выстраиваются помещения, как для пастухов, так и для овец. Иногда такие «кутаны» состоят из прочных построек со всеми удобствами для домашнего обихода, но в большинстве случаев они представляют из себя ни более, ни менее как наскоро и небрежно поставленные навесы, под которыми можно укрыться только от солнечного припека, а хороший горный ливень пробивает их плохонькие крыши насквозь. Ближе к Главной цепи гор пригоном для овец служат естественные горные пещеры и брошенные старинные башни. Те и другие представляют для этой цели много удобств и ими пользуются горцы с большею охотой, чем искусственно построенными навесами.
Луговодство стоит в тесной связи с скотоводством, и состояние последнего обыкновенно определяет степень развития первого; но так как ингушеский скот, как уже было сказано выше, на плоскости значительно большую часть года ходит на подножном корму, а в горах подкармливается листьями и молодыми побегами срубаемых с этою целью деревьев, то луговодство у ингушей стоит на самой низкой ступени развития. Заливных лугов не встречается вовсе, травосеяние также не практикуется и население довольствуется тем, что посылает ему Провидение. Исключение составляют возвышенные горные местности, где более продолжительная и суровая зима заставляет держать скот почти весь зимний период в хлевах, расположенных обыкновенно рядом с жилыми помещениями горцев, заставляет заботиться о заготовке сена, а почти сплошной каменистый грунт не производит травы без содействия человеческого труда. В таких местностях туземцу волей-неволей приходится расчищать от камней и удобрять наносною землею, как пашни, так и покосные места, благодаря чему сено получается там много чище и питательнее, чем на плоскости.
Недостаток сена у ингушей выражается цифрой 633450 пудов, т. е. значительно больше половины всего необходимого для них количества. Однако, несмотря на это, около пятой доли всего собираемого ими сена вывозится на продажу. Неприхотливые в пищи сами, ингуши тем менее заботятся о скоте и недостаток сена пополняют с одной стороны суррогатами его (солома, ухоботье и пр.), а с другой, тем, что скот более чем следует ходит на подножном корму. Но если последнее спасает скот от голодовки, то во всяком случае влечет за собой его постепенное вырождение и ухудшение покосов, и уже недалеко то время, когда ингушу придется прибегать к искусственному улучшению естественных свойств его сенокосных угодий.
Садоводство и огородничество развиты в очень слабой степени и, за весьма редкими исключениями, не имеют у ингушей промышленного значения. На плоскости встречаются сады по преимуществу дикой вишни и оливы (лыча) и огороды, засаженные луком, но в горных аулах, как те, так и другие составляют очень редкое явление, притом всегда занимают самые ничтожные клочки земли. Но на плоскости довольно развито бахчеводство – культура арбузов и дынь, нередко отличающихся высокими качествами, и отчасти огурцов и подсолнуха. Арбузы и дыни разводятся по преимуществу для сбыта, которой для них всегда обеспечен на Владикавказском базаре и приносит иногда довольно хороший заработок. Однако, в этом отношении ингуши имеют очень сильных конкурентов в лице населения казачьих станиц, благодаря обилию свободной земли у последних, так как под бахчи отводится обыкновенно «новина», т. е. земля, в первый раз поступающая в обработку, и только в случаях необходимости под бахчи занимают земли, бывшие уже под посевами злаков. Из арбузов казаки варят «мед», но у ингушей совсем не существует этой отрасли промышленности.
Из кустарных промыслов у ингушей не встречается ни одного развитого настолько, чтобы его можно было назвать «промыслом»; выделка туземного сукна, изделия из дерева и металла и т. п., чем занимаются соседние горские племена, среди ингушей встречаются в таких размерах, которые не удовлетворяют даже потребностям собственного домашнего обихода.
Одним из самых распространенных промыслов у ингушей является доставка дров и леса на Владикавказский базар. С этою целью, как уже упомянуто выше, они арендуют участки станичных, войсковых и казенных лесов или же приобретают право рубки в них дров и строительного материала, что давало бы им значительный заработок, если бы в весьма частых случаях он не погашался штрафами за перерубы.
Горный промысел у ингушей совершенно отсутствует Обитаемая ими территория, по многим признакам, богата ценными металлами и минералами, но вследствие низкого умственного развития и отсутствия технических знаний, недра земли на всей этой территории до сих пор еще не разрабатывались и заключающиеся в них богатства лежат нетронутыми и пролежат так еще долго, до той поры, когда вместе с усовершенствованными путями сообщения придет туда знание и капитал.
ГЛАВА V.
Платежи и повинности.
Введение государственного налога. – Земские и мирские повинности. – Содержание духовенства. – Штрафы за увоз девиц и нарушение шариата. – Взыскание за следы украденного скота. – Заключение.
Туземное население Терской области привлечено к обложению денежными повинностями всего лишь 25 лет тому назад. В рапорте от 1-го декабря 1865 г., поданном помощнику главнокомандующего кавказской армией, начальник Терской области, между прочим, находил своевременным обложить туземцев податью с начала следующего 1866 г. Успешная деятельность комиссии по вопросу о наделении туземцев землей, переселение части карабулакских чеченцев в Турцию, присутствие в крае войск, готовых во всякую минуту подавить восстание недовольных, – все эти обстоятельства, несомненно, благоприятствовали введению подати, и главнокомандующий армией, Великий Князь Михаил Николаевич, выслушав в Чир-Юрте перечисленные мотивы от начальника Терской области, согласился с ним и лично объявил туземцам, что с января 1866 г. они должны будут платить подать. Единицей для обложения податью был принят дом, т. е. хозяйственный двор, наделенный определенным количеством земли, причем размер подати для различных местностей был не одинаков – от 5 р. (в Большой Кабарде) до 75 к., (в горной Осетии) на дом. Подымная подать для назрановских ингушей была определена в 3 р., а горных – в 1 р.
Но с развитием гражданственности в крае, явилась необходимость в новых денежных сборах с туземного населения Терской области, и постепенно оно было, обложено новыми налогами, которые носят характер земских повинностей, хотя и не называются этим именем. Налоги эти взимаются администрацией и разверстаны по домам, как и все остальные повинности. С целью более равномерной разверстки платежей, в 1886 г. была произведена регистрация всего туземного населения, и каждый зарегистрированный дом был привлечен к платежу повинностей, названных нами земскими. Сюда относятся: сборы на земскую почту, на содержание фельдшеров и другие нужды по сельско-врачебному делу.
Кроме перечисленных, ингушеское население несет еще и мирские повинности, которые также приурочены к домам и исчерпываются расходами на содержание сельских правлений, ремонт общественных зданий, дорог и мостов.
В 1887 г. туземное население Терской области было привлечено и к отбыванию воинской повинности, которую, впрочем, отбывают натурою только одни осетины, остальные же туземцы, и в том числе ингуши, взамен этой повинности уплачивают денежный сбор.
Таким образом, средняя ингушеская семья на плоскости несет денежных повинностей почти в 3 раза больше, чем в горах; но это неравновесие только кажущееся, так как плоскостные ингуши имеют гораздо больший земельный надел и, следовательно, гораздо больше платежных сил.
т е. хотя каждый дом (или каждая наличная душа мужского пола) на плоскости платит больше, чем в горах, но при разверстке платежей на зеленые наделы плоскостные ингуши являются обложенными гораздо в меньшей степени, чем горные. В настоящее время на это обстоятельство обратила внимание и местная администрация, в среде которой уже возник вопрос о замене подымной подати соответствующим земельным налогом.
Все перечисленные платежи находятся в ведении администрации, которая наблюдает за своевременным поступлением их и принимает меры к погашению накопляющихся недоимок. Но ингушеское население несет также и другие денежные повинности на мирские нужды, сбором и расходованием которых распоряжаются сами сельские общества. Сюда относятся расходы на содержание сельских пастухов и духовенства. Первые, как мы уже имели случай указать, простираются до 15900 р. в год. Что касается последних, то они на половину меньше.
Во всех ингушеских селениях существует 35 мечетей (мусульманских церквей). Считая на каждую мечеть по одному мулле, окажется 35 мулл. За отправление своих обязанностей каждый мулла получает обыкновенно от каждого двора своего прихода по 25 к. деньгами и третью часть из десятой доли урожая кукурузы; остальные две трети раздаются бедным. Валовой расход на мулл всего населения ингушей простирается, по средней норме, до 3862 р. 75 к. деньгами и кукурузой на сумму 3529 р. 5 к., т. е. всего 7391 р. 80 к.
Вообще говоря, как видно из приведенных цифр, денежные платежи ингушей не высоки, а по сравнению с платежами, как крестьян внутренних губерний, так и русского населения Северного Кавказа, даже ничтожны. Однако чтобы судить о запасе платежных сил ингушей, который можно было бы употребить на какие-нибудь общественные нужды, необходимо иметь в виду, что этой народности туземцев Терской области ежегодно приходится уплачивать значительные суммы в виде штрафов. Общественная жизнь ингушей под влиянием их племенных особенностей сложилась так, что взыскание штрафов производится с них из года в год, с замечательною устойчивою правильностью и штрафы вследствие этого получают характер своеобразной повинности. Это обстоятельство представляет значительный интерес в бытовом отношении и поэтому о нем стоит сказать несколько слов.
Помимо обыкновенных правонарушений и проступков, которые караются законом посредством наложения на виновных штрафа, у ингушей существуют еще свои собственные, племенные. Обычай калыма (плата за невесту), иногда довольно высокого, ставит очень часто серьезные преграды к заключению браков, вследствие чего ингушеская молодежь старается обходить этот обычай тайным увозом своих невест . Обыкновенно в таких случаях родственники невесты преследуют похитителя, который никогда не бывает один, и дело часто кончается кровавыми столкновениями, так как обе стороны заранее вооружаются с ног до головы и ни та, ни другая никогда не уступит противникам добровольно, – это противоречит понятиям ингушей о порядочности джигита. По сохранившемуся до наших дней обычаю кровомщения, родственники убитого должны отомстить за кровь его, и вот начинается длинная цепь следующих одна за другой кровавых расправ. Однако, современный горец значительно утратил те прославленные свойства своей натуры, которые накладывали на его дикие поступки своеобразный оттенок и придавали им окраску беззаветного удальства и отважного джигитства, т. е. своего рода рыцарства. Открытую вражду и столкновения в честном бою, в котором обе враждующие стороны выступают готовые к самообороне и нападению, современный горец заменил тайною местью, подсиживанием врага из-за угла в мстить, уже не рискуя с своей стороны ничем. С этою целью получили распространение, помимо кровной мести в тесном смысла этого слова, тайные доносы, клевета, обезображивание ни в чем неповинного скота, т. е. обрезка у него хвостов, ушей, подрезка жил и т. п. Нередки также случаи усовершенствованных способов мести, заимствованных у более цивилизованных наций, как напр., подкопы и взрывы зданий, принадлежащих враждебным фамилиям. И все это проделывает горская молодежь, о которой искони сложилось и до сего еще времени существует совсем иное представление.
Те поистине колоссальные размеры, в которых начали практиковаться перечисленные виды мести, обратили наконец на себя внимание более зрелой и более солидной части ингушеского населения, и последнее три раза посылало своих депутатов на общественный сход в м. Назрань, как центральный пункт своей территории, для обсуждения мер борьбы с этим злом. Депутаты отнеслись к своей задаче с достойной их звания серьезностью и, рассудив вполне основательно, что бороться необходимо как с последствиями, так равно и со всеми причинами, порождающими их, составили обязательный для всего ингушеского населения общественный приговор, постановлениями которого, во-первых, регламентировали народные свадебные обычаи, с целью сделать брак более доступным и, таким образом, ограничить тайный увоз девиц и сопряженные с ним кровавые столкновения, а во-вторых, определили известные меры наказания за убийство, поранения и др. проявления вражды и мести. К числу мер, выработанных в этом отношении депутатами, относятся; телесное наказание, ссылка по приговорам сельских обществ, арест и штрафы. Здесь мы рассмотрим только последние, так как только штрафы составляют предмет настоящей главы.
Первое собрание депутатов всего ингушеского населения состоялось в 1879 г. Составленный на этом собрании общественный приговор, утвержденный бывшим тогда начальником Терской области генерал-адъютантом Свистуновым 6 декабря 1879 г., в числе других мер предупреждения и сокращения кровавых преступлений, установил максимальную норму калыма в 105 р. и определил размеры штрафов за нарушение постановлений приговора относительно других подробностей туземных брачных обрядов бывших до того времени обязательными в силу существовавшего обычая, каковы: подарки, угощения и др. свадебные расходы. Однако, установленные этим приговором штрафы оказались слишком высоки и ровно чрез десять лет состоялось новое собрание депутатов, которое составило новый приговор, утвержденный начальником Терской области 17 декабря 1887 г. Оставив по прежнему максимальную норму калыма в 105 р., этот последний приговор определяет следующие размеры штрафов:
1. За самовольный увоз девицы с жениха – 125 р., с его сообщников и укрывателей по 50 р. и, кроме того, шестимесячное тюремное заключение на счет самих заключенных.
2. При сватовстве родители невесты обязаны изготовить ей все необходимое приданое в течении 5 месяцев, в противном случае с них взимается штраф в размере 50 р. и определяется срок бракосочетания уже помимо их желания.
3. За уплатою калыма, всякие подарки родителям невесты воспрещаются, принявший же подарок подвергается штрафу в размере 25 руб.
4. Во время первого сватовства для угощения гостей обязательно зарезать не более одного барана, с расходами не свыше 5 р., а в приезд жениха за невестой – не более 2 баранов, с расходами не свыше 10 руб. Виновные подвергаются штрафу по определению горского суда .
Но по прошествии двух с половиной лет снова явилась необходимость пересмотреть размеры штрафов, так как при взыскании их оказывалось много несостоятельных и, таким образом, постановления приговора на практике оставались без применения. И вот, 24 августа 1890 г., депутаты собираются в третий раз. Составленный ими приговор изменил только первую статью взысканий, т. е. за увоз девиц, все же остальные постановления приговора 1887 г. остались по-прежнему в силе. Вот что, между прочим, говорится в приговоре 24 августа 1890 гида:
«Так как вышеуказанные приговоры (1879 и 1887 гг.), при применении их в действие, не привели к желаемым результатам и увозы не только не сократились, но приняли более сильное развитие, а наложенные штрафы накопились в значительной сумме, собственно благодаря укрывательству имуществ ответчиками, а потому, и в предупреждение сего зла, в дополнение нашего приговора от 17 декабря 1887 г, мы признаем: виновных в совершении увоза девиц, с согласия или без согласия их, с изнасилованием ила без оного, подвергать денежному штрафу в 50 руб., пособников же их, а также и тех, которые дадут им приют, подвергать каждого штрафу по 25 руб. Кроме того, лиц, которые совершили увоз девиц с насилием их и бесчестием, обязательно удалять из нашей среды в ссылку на остров Чечень на два года, на собственный их счет или на счет их родственников; совершивших же увоз девиц без изнасилования их ссылать на остров Чечень, на собственный счет виновных или их родственников, сроком на один год, независимо взыскания с них штрафов в определенном размере. Для предупреждения способов укрывательства имущества ответчиками, требовать от последних обычной присяги на сельских сходах с двумя присяжниками, преимущественно из ближайших соседей, в том, что они не имеют состояния к уплате определенного с них штрафа. Выполнение этой присяги должно быть заверено каждый раз общественными приговорами. Очистившие себя присягою ответчики освобождаются от денежного взыскания и подвергаются наказанию ссылке на остров Чечень на выше сего определенный срок. Более другой меры о взыскании штрафов мы указать не в состоянии. В остальном вышеуказанные приговоры остаются в своей прежней силе без всякого изменения». Приговор этот утвержден начальником области только в той части, которая касается денежных взысканий.
Взысканием штрафов распоряжается образованная специально с этою целью комиссия из почетных ингушей. Общая сумма штрафов, взысканных в 1890 г, со всего туземного населения Сунженского отдела, достигает 5401 р. 55 коп., причем приблизительно 2/3 этой суммы уплачены ингушами. Но около половины всех штрафов осталось еще не взыскано, так что сумма наложенных в этом году штрафов на ингушей будет не менее 7000 р.
Кром описанных штрафов, ингушескому населению, как и всем остальным туземцам Терской области, приходится платить за кражи, грабежи и разбои на удовлетворение потерпевших, когда виновные в этих преступлениях ускользают от правосудия. Мера эта введена с 1879 г и существует до настоящего времени под названием «Временных правил об имущественной охране русского населения Терской области от хищничества горцев». Нигде в другом месте нет таких частых, почти ежедневных случаев ограбления проезжающих по дорогам и краж скота из селений и станиц, как это наблюдается в Терской области вообще и в Сунженском отделе, населенном ингушами, в частности. В силу причин, от объяснения которых заставляет пока воздержаться простая осторожность не говорить последнего слова о явлении, еще не достаточно изученном, воровство скота и грабеж проезжих по дорогам составляют, если так можно выразиться, племенную профессию ингушей. То обстоятельство, что все их население от мала до велика носит оружие , создает прекрасные условия для развития этой своеобразной профессии, и печальная необходимость заставляет принимать против всего туземного населения репрессивные меры, иногда довольно решительные. К числу таких мер относятся и «Временные правила об имущественной охране».
Этими правилами установлена круговая ответственность туземных сельских обществ за всякое насилие против жизни, здоровья и права собственности населения станиц, слобод, колоний, штаб-квартир и городов на следующих основаниях :
1. Все проезжие дороги подразделены на участки. Безопасность проезда по участкам лежит на ответственности ближайших туземных селений. Ответственность выражается в форме наложения штрафов, административных ссылок и обязательств содержать караулы.
2. В случаях воровства из русских селений или колоний, а также с пастьбы или на дороге, скота и др. имущества, если следы похищенного или похитителя доведены до юрта какого-нибудь туземного селения, сельское общество последнего обязано удовлетворить потерпевшего по особой таксе или по присяжной оценке. Споры о следах разрешаются присягой следователей.
3. Ведение следов имеет силу только тогда, когда в этом участвуют должностные лица – станичные атаманы, сельские и слободские старшины и проч. или их помощники, при двух понятых. Из селения, до юрта которого доведены следы, вызываются старшины с понятыми для принятия их, причем неявка на следы равносильна признанию виновности всего селения.
4. Если общество селения, до которого доведены следы, укажет виновного, то по окончании дела в суде взыскание обращается на имущество виновного, а в случае его несостоятельности – на состоящих в одной с ним сказке родственников; если же и последние окажутся несостоятельными, то ответственность несет все сельское общество.
5. Указание на виновного обусловлено подтверждением достаточно вескими доказательствами. В случае же, если суд оправдает виновного, то последний должен еще очистить себя обычною присягой и только тогда освобождается от ответственности.
Чтобы такая ответственность туземного населения не повлекла за собой полной индифферентности в деле охраны своего имущества со стороны русского населения, «правилами» установлены известные обязательства и для последнего. Обязательства эти заключаются в следующем:
6. а) Каждое русское населенное место должно иметь табунщиков и пастухов, ответственных за всякую кражу скота из-под их надзора, когда ими не сделано все от них зависящее для обнаружения виновных или открытия следов. б) Ненужный рабочий скот должен сдаваться пастухам, остающиеся же при доме на самопасе должен охраняться самим хозяином или наемным лицом. в) При ночлегах на полевых работах и дорогах скот должен сгоняться в одно место и охраняться караулом. г) В случае кражи, заявление о ней должно быть сделано ближайшему должностному лицу не далее следующего вечера. д) Русская станицы и селения должны иметь ночные обходы и караулы, в темные ночи в усиленном составе, проверяемые должностными лицами, в станицах же, кроме того, резервы из 4–6 конных льготных казаков на случай тревоги.
Несоблюдение перечисленных мер лишает потерпевших права на вознаграждение в административном порядке. Но если, несмотря на точное соблюдение этих мер, случаи воровства будут повторяться, а следы, по сухости почвы или иным каким-либо причинам, не зависящим, от бдительности потерпевших, нельм будет доводить до туземных селений, между тем у полицейских властей будут основательные данные для подозрения жителей какого-нибудь туземного селенья, то последнее обязуется выставить караулы, ответственные за всякий случай воровства. Время содержания таких караулов, определяется начальником области, причем выставление их не снимает с русского населения перечисленных выше обязательств но охране своего имущества.
Взыскания производятся по представлениям атаманов отделов и начальников округов, с разрешения начальника области. Размер взысканий определяется присяжной оценкой убытков потерпевшего, но чаше по таксе, утвержденной начальником Терской области 27 января 1887 г.
Несмотря на очевидную умеренность этой таксы, ежегодно ингушеские сельские общества за доведенные до их селений следы украденного скота уплачивают от 4500 до 5000 руб .
Таким образом, чисто местные условия влекут за собою платежи, лежащие на ингушеском населении, которые хотя и не составляют налога в тесном смысле этого слова, но, повторяясь из году в год приблизительно в одних а тех же размерах, носят характер денежных мирских повинностей.
что составляет со всеми остальными денежными повинностями, т. е. государственными, земскими и морскими, около 12 руб. 39 коп. на средний дом, или 4 руб. 33 коп. на душу мужского пола.
Натуральные повинности ингушей не велики и исчерпываются почти исключительно одними караулами, выставляемыми на дорогах и наряжаемыми в ночной обход селений, причем на дорогах караулы выставляются в громадном большинстве случаев из всадников милиции, получающих определенное содержание из средств государственного казначейства. В виду этого, необходимо признать, что все налоги и повинности, которые несет ингушеское население, нисколько не обременительны для него и введение налога на такие существенные нужды этого народа, как, напр., образование, было бы не только своевременно, уместно и легкоисполнимо, но даже не увеличило бы в общем размера лежащих в настоящее время на нем платежей, так как вместе с просвещением в среду его неизбежно должно войти сознание вреда тех обычаев и порядков, за которые ему теперь приходится платиться.
Г. Вертепов.