Аварские народные сказания (2 выпуск ССКГ)

СБОРНИК СВЕДЕНИЙ О КАВКАЗСКИХ ГОРЦАХ
ВЫПУСК 2
ТИФЛИС 1869
Народные сказания
КАВКАЗСКИХ ГОРЦЕВ.
Аварские Народные сказания.
Несколько слов об аварцах.
Новейшими и самыми достоверными сведениями о племенах, говорящих различными наречиями аварского языка, наука обязана трудам генерала Услара, изложившего свои исследования над аварским языком в обширной записке (отлитографированной), под названием: «Этнографы Кавказа. Маарульный язык». Все последования затем в русской и иностранных литературах заметки об аварцах основаны главным образом на упомянутом труде г. Услара .
Название аварцы совершенно чуждо самим, так называемым аварцам; так называют их кумыки, и от них название это перешло к русским. Тюркские слова ауар, авар аварала, означают: беспокойный, тревожный, бродяга, сварливый и. п. Такое название дали кумыки своим соседям, действительно задорным и причинявшим им много беспокойств. Сами же аварцы, не имея для себя общего туземного названия, называют себя различно, смотря по тому, откуда кто родом: салатавец называет себя накбакау, гумбетовец — бакхлулау, житель бывшего аварского ханства — хунзакеу, гидатлинец — гидатлеу и т. п. Словом, каждое племя, говорящее аварским языком, называет себя но имени того общества, к которому принадлежит, или того селения, в котором живет.
Язык, на различных наречиях которого говорить так называемые аварцы, носить у нас также условное название аварского, хотя — по исследованиям г. Услара — наиболее целесообразными для означения как аварского племени, так и языка его, следовало бы признать названия маарулал (горцы) и маарулмац (маарулный, горный язык), потому что аварцы, к какому бы обществу они ни принадлежали, все же говорят о себе, что они никто другие, как именно—маарулал, и что язык их не иной, как маарулмац.
Область распространения аварского языка прорезывает весь Дагестан от севера к югу, в виде полосы, северной оконечностью которой служит Чир-Юрт, а южной — Закаталы. Полоса эта простирается в длину около 160 верст, ширина же ее различна; наибольшая, верста 70, находится в середине полосы, на параллели Хунзаха. Кроме того, язык этот встречается не большими островами (в Технуцале и Ункратле), окруженными языками андийским и дидойским. На означенном пространстве помещается более 400 селений и отселков, с населением свыше 100 тыс. душ об. пола . Таким образом, аварцам, по численности их, принадлежит первое место между дагестанскими горцами; но независимо от их численности, необходимо принять во внимание еще характер этого племени, весьма беспокойный и воинственный, а также то обстоятельство, что племя это занимает срединное положение в Дагестане, разделяя его на две части на всем протяжении с севера на юг и чрез то соприкасаясь с большею частью племен, населяющих эту страну. Понятно, что при таких обстоятельствах аварский язык должен был получить еще более широкую область своего распространения: он сделался языком посредствующим для междуплеменных сношений во всем Дагестане. Вследствие этого некоторые из дагестанских племен, так сказать, обаварились, а потому-то — при отсутствии исторических сведений и при недостатке этнографических изысканий об особенностях многоразличных дагестанских обществ — необходимо быть осторожным и не называть аварцами всех дагестанцев, говорящих по-аварски.
Аварский язык имеет несколько наречий; можно даже сказать, что каждое общество, говорящее этим языком, имеет некоторые особенности в выговоре. Тем не менее, однако, главных наречий этого языка только два — хунзахское и анцухское, под которые подводятся все остальные. Такое деление, принятое г. Усларон, соответствует делению аварскаго племени на два отдела — Маарулал и Багуалал все аварские общества, живущие к северу от Хунзаха, говорят хунзахским наречием и прязнают себя маарулами; все же остальные общества, лежащие к югу от Хунзаха и подчиняющиеся влиянию анцухского наречия, известны у северян-аварцев под именем Багуалал, что значит: грубые, бедные, неряшливые люди, питавшееся сырым мясом. Таким образом, хунзахским наречием (хунз мац, хундерил мац) говорят в Салатау (Накбак), Гумбете (Бак-тли), Койсубу, Аварии ), Куяде, Андалале, Тилитле и в аварских селениях, входящих в округа Темир-Хан-Шуринский, Даргинский и Казикумухский и считающихся переселенцами из разных мест межпленованных обществ, а также в Техмуцай и Ункратле, жители которых вышли тоже из Аварии. Самым влиятельным из названных обществ должно признать Хунз: ему постоянно подчинялись многие общества, платившие владетелям Хунзаха (нуцалам, впоследствии хамам) подать и выставлявшие, по их требованиям, вооруженных людей. Под влиянием политики хунзахских, или аварских ханов, а потом — предводителей мюридизма, язык хунзахский значительно распространился: он принят был тогдашними правителями Дагестана за язык, так сказать, официальный, что и способствовало установлению единообразия во всех наречиях, подчинявшихся влиянию хунзахскаго языка.
В Анцух язык значительно отступает от хунзахского, и уроженец Анцуха в первое время с трудом понимает хунзахца; зато наречия, которыми говорят джарцы и вообще все другие аварские общества, лежащие на юг от Хунзаха, вполне понятны анцухцам. Таким образом, анцухское наречие влияет на следующие общества: Гид, Бел, Барах, Мукратл, Тлей-серух, Косо, Томс, Анцух, Анцросо, Унх (Унхада, или Ух-нада), Бугун (Богнада), Тлебель, Тлен (Канада) и Тум (Джур-муть); еще далее на юг, анцухское наречие переходит в Закатальский округ и в Санурский округ (сел. Кусур).
Но аварский язык не всегда находился в тех пределах, которые в настоящее время его ограничивают к югу, он распространялся постепенно, так, что еще относительно в недавнее время он перешел в Закатальский округ. Далеко прежде, аварский язык распространен был севернее Чир-Юрта, крайней его границы в настоящее время, и племена, говорившие этим языком, некогда кочевали на Кумыкской плоскости. Затем, есть основания заключать, что они некогда обитали к северу от Каспийского моря, в пределах нынешних губерний Астраханской и Оренбургской и даже еще далее
При отсутствии письменных сведений и при недостатке народных преданий о происхождении и первобытном жительстве какого-либо народа, — указания на это следует искать в его языке. Исторические предания аварцев восходят до IX века по P. X., когда арабы завоевали Дагестан и жителей ого обратили в исламизм. В то время аварцы были, как и теперь, первенствующим народом в Дагестане, и тогдашний нуцал их Суракат противопоставил сильный отпор арабам. По преданиям, этот Суракат, имевший местопребывание свое в Танусе (селение теперешнего Аварского округа) повелевал народами от Шемахи до Кабарды и держал в своей зависимости чеченцев и тушин. Наконец, насчитывают до 20 нуцалов — предков Сураката. Далее этого не простираются предания. Для разъяснения и пополнения этих преданий, из которых можно заключать, что аварцы поселились в Дагестане задолго до нашествия на этот край арабов, а также для разъяснения того, откуда сами аварцы пришли в Дагестан и чем они были до своего пришествия в эту страну, — необходимо прибегнуть к филологии. Исследование языков дагестанских горцев, основанное на строго-научных началах, совершается только теперь, и выводы из этих исследований еще не обнародованы. Тем не менее, однако, по некоторым отрывочным заявлениям о филологических трудах г. Услара, можно уже и теперь заключить, что аварцы не коренные жители Дагестана, а кочевые пришельцы, и что только гористая местность сделала их народом оседлым. В силу крайней нужды и притом лишь в жалких остатках они укрылись вглубь Дагестана; вынуждены они были к тому напором других, более сильных кочевых племен, подвигавшихся из Средней Азии в Европу северным побережьем Каспийского моря. Но это некогда кочевое племя, остатки которого известны теперь под именем аварцев, не имеет ничего общего с теми аварами, которые играли заметную роль в истории Европы от V до IX столетий и наконец исчезли под ударами Карла Великого. Эти исторически авары принадлежали к племени урало-алтайскому (фино-тюрко-монгольскому); исследования же кавказско-аварского языка убеждают в том, что он совершенно чужд языкам урало-алтайским. Не меньше шатким оказалось и другое предположение, заявленное Клапротом, — о единоплеменности кавказских аварцев с гумнами, а чрез этих последних, и с мадьярами.
Нет сомнения, что исследованию языков Восточного Кавказа, еще так недавно начавшееся, прольет много света на историю племен, засевших в горах Дагестана. Народные сказания горцев, с своей стороны, должны внести сюда, луч света. Собранием, сравнением и истолкованием этих сказаний может разъясниться многое в жизни обитателей гор, недосказанное историей.
Предлагаемое собрание аварских сказаний, преимущественно сказок, достаточно уясняет их главнейшие мотивы и может быть признано довольно-полным. Сказки эти собраны и почти дословно переведены на русский язык Айдемиром Чиркеевским, природным аварцем, при чем собиратель и переводчик руководился указаниями г. Услара. Одни из этих сказок уже были изданы, в очень ограниченном числе экземпляров, в подлинник и в переводе на русский язык ; другие же являются в первый раз в печати.
Что касается характеристики горских сказок вообще и аварских в частности, то об этом уже высказано в настоящем « Сборнике» несколько кратких, но метких замечаний, в статье П. У «Кое-что о словесных произведениях горцев» . В этой статье анализировано, по преимуществу, собрание аварских сказок, предлагаемое теперь читателям.
Н. В.
СКАЗКИ И БАСНИ.
Морской конь.
Жил-был царь, у царя было три сына. Каждый божий день, по утрам, приходили все три сына к отцу, чтобы узнать, не скажет ли он им чего, не прикажет ли чего. Пошли они однажды к отцу, — был отец, как бы щит тучи нависли над ним, — безмерно печален был он. Сказали сыновья ему: «что с тобой случилось? не услышал ли ты дурной вести, не постигли ли тебя великие беда или горе?» — «Дурной вести я не слышал, не постигло меня великое горе», — отвечал им отец», поверг меня в таковую печаль виденный мною в пропитую ночь сон. В то мгновение, как солнце выходило из моря, выскочил вслед за солнцем на берег моря белоснежный конь; мигом обежал он три раза вокруг земли и потом скрылся опять в море, — вслед за ним и сердце мое как бы кануло на дно морское. И от царства моего и от всего света сердце отвратилось, после того, как увидел я этот сон» — «Мы отправимся, отец, за этим конем»,- сказали все три сына», или найдем его, или умрем, — без того или другого не вернемся.» — Сели все три сына на коней, взяли каждый по заводной лошади с запасом вкусной и легкой пищи и ударили по коням.
На третий день, в полуденную пору, приехали они к месту, где дорога делилась на три; на перекрестке вбит был каменный столб, на столбу надпись: «кто пойдет по правой или по левой дороге, тому нечего бояться; кто же пойдет по средней, тот или умрет или вернется со счастьем.» Старший брат поехал по правой дороге, средний по левой, меньшой погнал по средней». Куда ты едешь по дороге, где не знаешь сам, жив ли или мертв будешь? Поезжай за одним из нас,» закричали ему братья. — «Ничего, — будет то, что Богом написано», отвечал меньшой; «счастье, вам петуший хвост в ветреный день ; как знать, не наклонится ли оно ко мне; поезжайте сами с Божьей милостию, — если не вернусь, расскажите отцу, как было дело.» Много братья не настаивали, и каждый поехал по своей дороге.
Ехал меньшой брат, ехал он, ехал много, ехал мало, ехал ночью, ехал днем, нашу гору миновал, чужую гору миновал, сорочью, галкину гору миновал, густые леса пpopезал, через глубокие ущелья проехал, прибыл, наконец, в некий лес, где от густоты не видно было неба, где от сотворения мира не слышался звук топора. Кружился царевич в этом лесу, кружился в нем, кружился неделю, кружился месяц, кружился два, три, четыре месяца, — нигде ни следа человеческого, ни жилища человеческого, ни выхода из лесу. Проголодался он, напала жажда, на него одежда обветшала, под ним лошадь околела, оружие заржавело, на жизнь надежда пропала. Так был он, когда однажды нашел он человеческий след, шириною в локоть, длиною в три, глубиною в локоть в землю». Умирать, так умру, — жить, так буду жить», сказал царевич и пошел по следу. Пройдя много, пройдя немного, добрался он до конца леса, — глядит, — гладкая поляна, посреди поляны семь башен, верхушками до неба достают, вокруг железный забор со стальными кольями, на каждом коле по человеческой голове. Дошел царевич до двора, вошел в дом, смотрит, — перед камином сидит великанша, головой как бы в потолок упираясь. Бросился к ней царевич и приложился губами к ее груди». Теперь ты мой сын, а я твоя мать, а сказала великанша, — «если бы ты не прикоснулся к моей груди, то вот, чтобы я с тобой сделала, и с этими словами разорвала она надвое кошку, отдыхавшую перед камином и, сунув в золу, проглотила ее. Спросила тут она царевича: «из какой ты стороны, откуда пришел и какое имеешь дело?» Дело свое и что случилось в дороге, все по правде рассказал царевич великанше. Сказала она царевичу: «семь сыновей у меня, все семеро — Нарты ; каждый божий день отправляются они на охоту, и теперь на охоте; пора им уже вернуться. Спрячься в этот шкап — не то, если увидят, непременно умертвят тебя.
О том, что ты желаешь знать, я спрошу у них;. Который-нибудь из них верно что-нибудь да знает.» — Спрятался царевич в шкап, раздался на дворе вой борзых, пришли семеро нартов с охоты, у каждого на плече по чинару с привязанным оленем. Войдя на двор, ударили деревьями оземь так, что в дребезги они разбились, содрали с оленей кожу и закричали матери, чтобы наставляла котел. Обнюхиваясь, как собаки, вошли нарты в комнату и все семеро сказали: «человеческим духом пахнет, человеческим духом пахнет.» — «Что вы с ума сошли, что ли,»сказала им мать, рассердившись, — «откуда здесь быть человеческому духу, — верно сами вы принесли его, потому, что бродите повсюду.» Сварив мясо, поставила его мать перед ними, вместе с кувшином браги, величиною с дом. Когда они наелись и напились, спросила их мать: «есть ли такой конь, который выходит из моря и в одно мгновение облетает землю три раза?» Шестеро старших нартов ничего не ответили, меньшой сказал: «есть, матушка, такой конь, и хозяин его морской царь, живущий на дне морском; каждый божий день, когда солнце выходит из моря, выскакивает конь на сушу, в один миг обегает землю три раза, купается в молочном озере, которое лежит подле моря, и потом, повалявшись на песке, вновь исчезает в голубом море. На морском берегу растет чинаровое дерево, ветвями достающее до неба, на нем висит золотое седло, которым седлается тот конь, и серебряная уздечка, которым он взнуздывается.» — «Довольно теперь, спите, вы верно устали», сказала мать сыновьям. Легли, заснули семеро нартов. Мать выпустила царевича из шкапа, дала ему коня, одежду, все нужное в пути и, указав дорогу к морю, отпустила его.
Ехал царевич, ехал, много ехал, мало ехал, и в ту пору, как человек и вода спят , доехал до морского берега. На берегу вырыл он яму, сел в нее и, не смыкая глаз, провел так ночь. Забелела заря, вышло солнце из моря, вслед за солнцем, в виду царевича, и конь выскочил на морской берег. Мигом обжал он три раза землю, выкупался в молочном озере и стал валяться на морском берегу. Бросился царевич к нему и, как змея, обвился вокруг его шеи; трижды взвился конь кверху так, что, казалось, ударится он о голубое небо, трижды падал наземь так, что вздрагивала под ним черная земля: не оторвался царевич от шеи». Ты победил меня, теперь я твой, оседлай меня, взнуздай и садись на меня сказал конь. Сняв с дерева седло и узду, царевич оседлал, взнуздал коня и сел на него». Что теперь прикажешь, что делать мне?» сказал конь. — «Доставь меня в государство отца», отвечал царевич. Пустился конь, как птица.
Много ехали, мало ехали, закатилось солнце, смерклось, стемнело, настала ночь, черная, как уголь; вдруг опять озарились светом небо и земля». Что за диво!» сказал сам себе царевич, взглянув вперед. Впереди гладкая степь, — обозревать ее глаза устанут, — посреди степи что-то сверкает, светится, как солнце. Ударил царевич коня, погнал, доехал, смотрит — золотой пух». Взять ли мне его, или не взять?» спросил царевич коня. — «Если возьмешь — пожалеешь, если не возьмешь — пожалеешь», ответил конь. — «Если пожалею, не взяв, то лучше уж пожалею взяв,» сказал царевич и надел пух на шапку. Ударив коня, погнал, приехал к городу, кругом стена, ворота заперты, ниоткуда пути нет во внутрь. Нашел царевич родник возле города и сошел с коня. Сказал ему конь: «пусти ты теперь меня наесться травы; когда тебе понадоблюсь, подай голос, — будь я хоть за семью горами, вмиг стану перед тобою.» — Пустил царевич коня, подостлал под ;себя потник, положил седло под голову, накрылся буркой, пух спрятал в карман, сняв его с шапки, и заснул, потом, как человек, не спавший шестьдесят суток.
Увидев, что ночь светла, как день, сильно перепугались, перетревожились городские жители и побежали к царю рассказать о чуде. Царь испугался еще более их самих, велел поставить вокруг города караул и до утра не мог заснуть. Когда рассвело, послал царь за город сто человек в полном вооружении, нашли они царевича еще спящего; растолкав, подняли его и привели к царю». Что ты за человек, из какого села, из какой страны, откуда пришел сюда?» спросил его царь. — «Сам не знаю, откуда я, — так себе, скитаюсь от скуки по свету», отвечал царевич. — «Ты был в поле, не знаешь ли, каким чудом прошлая ночь так осветилась?» спросил его опять царь. — «Чудо это вот какое», сказал царевич поодаль царю золотой пух, вынув его из кармана. Людским словом невыразимою, от сотворения мира неиспытанною любовью
Воспылал царь к тому созданию, от которого упал золотой пух. Сказал царь царевичу: «откуда хочешь, но достань мне то создание, с которого упал этот пух, иначе отсеку я тебе голову.» Чтобы царевич не обманул, заставил его царь поклясться молоком матери. Пошел царевич, опустив голову; выйдя за город, кликнул он: как бы из земли, вырос перед ним белый конь». Что ты так печален, что так грустен?» сказал конь. Рассказал царевич, что произошло у него с царем». Не грусти ни на волос, пусть все на свете будет для нас так легко, как это», сказал конь: «помнишь ли ты то молочное озеро, в котором я купался?» — «Помню», отвечал царевич. — «У морского царя есть три дочери», сказал белый конь, — «каждый божий день, когда солнце достигает полудня, обернувшись в голубей, прилетают они к озеру и, сняв с себя на берегу голубиный шкурки, купаются. Тот пух, который мы нашли, отпал от младшей сестры. Спрячься в кусты, которые растут вокруг озера; когда они войдут в озеро, то проворно схвати шкурку младшей сестры и положи за пазуху; подплывет она к берегу и будет упрашивать, чтобы ты отдал назад шкурку; смотри, чтобы она ни говорила, — не отдавай ей шкурки и не слушай ее; если так сделаешь, то она за тобой всюду последует и будет выполнять все, что ей прикажешь».
Сел царевич на коня, в один прыжок очутился конь у озера, спрятался царевич в кустах, солнце поднялось к полудню и, со свистом прилетев, сели на берегу озера три голубя. Сняв с себя голубиные шкурки, превратились они в лучезарных красавиц и нырнули все три в озеро. Выскочив, положил царевич шкурку младшей сестры за пазуху; приплыла она к берегу и начала просить свою шкурку назад; сколько ни просила она, не послушался ее царевич и не отдал. Надев свои шкурки, полетели старшие сестры; младшая закричала им вслед: «сестры, расстаюсь теперь с вами, должна остаться здесь; доставьте сюда хотя сундук, в котором мои уборы». Скорее, чем лошадь успеет сделать три скачка, прилетели сестры назад, поставили на берегу озера коралловый сундук, величиною с кулак, и скрылись опять в голубом небе». Отвернись, пока я оденусь», сказала девица. Отвернулся царевич. Одевшись в платье из такой материи, которой и названия нет, от блеска которой глаза болеть, стала девица перед царевичем. Сел царевич на кони, сзади посадил девицу, ударив коня, погнал». Куда везешь ты мена?» спросила девица. — «Видишь ли ты этот город?» сказал царевич. — «Вижу», отвечала девица, — Везу тебя, чтобы отдать царю этого города». — «Вместо того, чтобы отдать ему меня, за чем сам не возьмешь за себя?» сказала девица. Рассказал ей царевич, что произошло между ним и царем. Так разговаривая, доехали они до города. Тут пустил царевич коня и, ведя девицу, отправился к царю.
Едва увидел царь девицу, как глаза стали у него с кулак, затряслась борода, застучали зубы, язык высунулся, как у вола; не откладывая дела ни на минуту, вознамерился он взять девицу за себя». Не пойду я за такого старика, как ты», сказала девица», стань двадцатилетним молодцом, тогда пойду за тебя». — «Как воротить мне ушедшую жизнь?» проговорить царь. Отвечала девица: «вырой ты подле города колодезь, глубиною в пятьдесят локтей, наполни его молоком бурых коров, выкупайся в нем, тогда станешь двадцатилетним молодцом.» Отвечал царь: «в целом царстве моем не найдется столько бурых коров, чтобы наполнить молоком их такой колодезь.» —- «Возьми», сказала девица, вынув из кармана маленький платок и подавая его царю, — «пошли человека с этим платком на вершину горы, которая перед нами; прикажи ему, когда достигнет он вершины, махнуть платком: вся окрестная страна наполнится бурыми коровами». — Всем жителям города приказал царь рыть колодезь; человека с платком послал на гору. Достигнув вершины, махнул тот человек платком: из лесов, из гор, с тысячи разных мест, набежали с ревом бурые коровы к городу. Выдоила их девица, наполнился колодезь. Сказала девица: «приведите сюда самых старых мужа и жену, какие только найдутся». — Привели старика, которому, казалось, было лет сто, сгорбившегося, слепого; привели такую же женщину. Толкнула их девица в колодезь: старик стал двадцатилетним молодцом, старуха пятнадцатилетней девушкой. Как только увидел это царь, то, не глядя более ни на что, бросился в колодезь. Пошел он ко дну, как свинец, и теперь, говорят, еще там». Прощайте», сказал царевич городским жителям, вскочил на коня, девицу посадил позади себя, тронул белого коня и очутился в некотором другом городе.
Пошел царевич на базар купить кое-что и нашел там своего старшего брата, одетого в ветхое, в лохмотьях платье, истощенного: продавал он на базаре хлеб, чтобы добывать себе пропитание. Обрадовались братья, обнялись, каждый рассказал, что с ним случилось. Купил меньшой брат старшему одежду, купил ему коня, дал оружие и взял с собой. Доехали они, спустя некоторое время, до другого города, пошли на базар: нашли среднего брата, в самом отчаянном положении; нашли его служителем у мясника, продавал он мясо. Купил для него меньшой брат все необходимое. Поехали теперь все три молодца, вместе с девицей, поехали прямо, как стрела, в царство своего отца.
Сильная зависть поселилась в старших братьях к меньшому». Как теперь нам быть на свете», говорили они друг другу», как покажемся отцу, как покажемся женам? Или должны мы умереть, прежде чем доедем до дому, или должны убить меньшого брата». Сказал средний брат: «впереди колодезь, глубиною в шестьдесят локтей, в котором вода иссякла; подъезжая к нему, скажем брату: давай ко, пустим лошадей вскачь. На скаку, взяв его в середину, направим мы его прямо к колодцу: и конь и сам он провалятся туда». Согласились оба брата. Подъезжая к колодцу, сказали старшие братья меньшому: «давай ко, пустим лошадей вскачь.» Засмеялся меньшой брат и сказал: «мой конь в один миг три раза землю обегает, могут ли ваши лошади скакать с ним?» — «Нет нужды, ответили братья, хоть посмотрим на скачку твоего коня». Пустились все трое вскачь; взяв меньшого в средину, направили его старшие братья прямо к колодцу. Достигнув до колодца, стал белый конь, как вбитый гвоздь, а царевич головой вперед упал в колодезь, бросились оба брата ловить коня, но, лишь протянули руки, как исчез он из виду. Взяв с собой девицу, приехали братья в отцовский город. Заперли они девицу в башню, приставили стражу и пошли к отцу. На одну ложь нанизали они десять, на десять сто, и сказали ему: «виденного тобою во сне коня нет в целом свете; ни под небом, ни на земле не осталось места, где бы мы не побывали, где бы не искали; не нашли человека, который бы видел этого коня, или знал о нем, или слыхал о нем.» — «Не нужно мне коня, куда девался ваш меньшой брат?» сказал царь. — «Кричали мы ему не езди, но, не послушал нас, поехал он по недоброй, опасной дороге; более мы его не видали; не знаем, умер ли он, не знаем, жив ли.» Сильно опечалился царь, в городе в каждом доме плачь поднялся, все царство в черное оделось.
Теперь начали братья подсылать к той девице одну вдову; каждый просил, чтобы девица пошла за него. Отвечала она: «не пойду я за торговцев хлебом и мясом; сама знаю, кто возьмет меня, а они пусть берегутся». — Глядела раз девица из окна башни, видит: кружится по степи белый конь, устремив на нее глаза; махнула девица рукой, очутился конь под окном». Где твой хозяин?» спросила девица. — «Разве не знаешь ты, что он брошен в колодезь?» отвечал конь. — «Как бы вытащить его оттуда?» сказала девица. Отвечал конь: «брось ты мне на шею веревку, длиною в шестьдесят локтей и с петлей на конце; если петля попадет мне на шею, то я вытащу его.» Не нашла девица подле себя веревки, отрезала плотно косы свои и выпряла из них веревку длиною в шестьдесят локтей; сделала петлю на конце и бросила веревку: петля попала коню на шею. Взвился белый конь и очутился у колодца; опустил во внутрь веревку, царевич ухватился, дернул конь, очутился царевич наверху. Сел царевич на коня, поехал в город, увидели его братья едущего: один побежать на восток, другой на запад, и теперь, говорить, еще не остановились.
Обрадовался царь, все царство возликовало. Что тут долго толковать? Женился царевич на девице, ударили в медный барабан, задули в кожаную зурну, засвистели дудки, голодный насытился, печальный обрадовался. Ни днем, ни ночью не отдыхая, спать не ложась, куска в рот не кладя, поспел я сюда, чтобы рассказать, как что было.
Медвежье Ухо.
Жил некогда царь, у царя была бесконечно-прекрасная дочь. Каждый божий день, со своими прислужницами и подругами, ходила она в отцовский сад; там кушали они, какие угодно, плоды, играли, резвились вдоволь и к вечеру возвращались домой. Однажды, когда они таким образом забавлялись, бросился, неизвестно откуда, медведь посреди девушек, вскинул себе на шею царскую дочь и исчез, а девушки с криком, подобно птенцам куропатки, разбежались во все стороны.
Похитив царевну, медведь забрался в непреступную скалистую пещеру и остался там. Забеременев от медведя, родила царевна сына с человеческим лицом, но с медвежьими ушами. Когда минул ему день, казался он, как бы минула ему неделя; когда минула ему неделя, казался он, как бы минул ему месяц; когда минул ему месяц, казался он, как бы минул ему год. Так рос он и стал огромным, необычайным силачом.
Однажды, когда медведь ушел, спросил сын у матери: «как попали мы в эту скалистую пещеру, откуда сама ты пришла, как родился я?» — Рассказала ему мать все случившееся. Едва кончила она свой рассказ, как с треском поднявшись в пещеру, начал подходить медведь. Оторвал Медвежье Ухо кусок от скалы и швырнул в него, попал ему прямо в голову; покатился медведь в ущелье, распорол себе живот надвое и околел. Сказал тут Медвежье Ухо матери: «ступай ты теперь к своему отцу, я же не пойду, к чему я со своими медвежьими ушами годен ему? где-нибудь и для меня найдется место». Пошла царевна в сторону отцовского дома, потащился и Медвежье Ухо, куда глаза глядят.
Шел он, шел, много шел, мало шел, ночью шел, днем шел, дошел до большого города. Начал Медвежье Ухо бродить по городу, крича: «кто возьмет меня в работники, кто возьмет!» Услышал царь того города, что, так и так, пришел в город человек с медвежьими ушами». Приведите его сюда», сказал царь: «может ли быть человек с медвежьими ушами!» Привели Медвежье Ухо». Что ты за человек, какое знаешь ремесло, какую делаешь работу», спросил царь.— «Я Медвежье Ухо», отвечал тот», и ремесло мое и работу и силу и манеру узнает тот, кто возьмет меня к себе в ра¬ботники». — «Я возьму тебя в работники и буду кормить тебя», сказал царь. — «Очень хорошо», сказал Медвежье Ухо», лучшего места мне не найти, лучшего работника тебе не найти». Стал Медвежье Ухо работником у царя.
Спустя несколько времени, приказал царь сотне людей ехать за дровами». Зачем посылаешь ты людей за дровами, имея такого работника, как я?» сказал Медвежье Ухо царю», Не жало дров нужно мне, много нужно; что мне в дровах, которые привезешь ты один?» отвечал царь. — «Дай мне съесть пищу, которая приготовлена на сто человек», сказал Медвежье Ухо», отдай мне их веревки и прочее; если, после того, не привезу я тебе дров, сколько нужно, то сабля твоя, шея моя». Съел Медвежье Ухо все, что заготовлено было на сто человек, взял их веревки, пошел, пришел в лес; каждое дерево обмотал он особо веревками, потянул: с корнем вырвалось сто дерев. Волоча их за собой, отправился Медвежье Ухо, пришел в город: у кого стену отбил, у кого дом верх дном поставил. Закричал Медвежье Ухо: «Царь, расширь ворота, пришел я из леса». Вышел царь из дома, посмотрел: света не видать от стоячего леса. Ужаснулся царь, задрожал: «это не Медвежье Ухо, а медвежья беда», сказать он про себя.
Начал подумывать царь, как бы сгубить Медвежье Ухо, как бы отправить его туда, откуда не мог бы он воротиться. Сказал он Медвежьему Уху: «вот, за этой горой, живет Карт ; давно уже должна она мне меру гороха, но не отдает; ступай и взыщи с нее долг. Пошел, пришел Медвежье Ухо; застал он Карт на гумне молотящею». Зачем ты, окаянная, не платишь долга нашему царю? Сейчас же отдай, — не то, я саму тебя притащу к нему», закричал Медвежье Ухо Карту. — «Подожди здесь немного», отвечала Карт», хорошего чистого гороху вынесу тебе из дома. С этими словами вошла она в дом, а Медвежье Ухо сел на краю гумна». Ступай теперь сюда, в этом сундуке горох, возьми сам оттуда», сказала Карт, показывая на сундук, величиною с дом. Подняв крышу, запустил Медвежье Ухо руку в сундук: пусто внутри. Между тем, схватив его сзади за обе ноги, готовилась Карт бросить его туда. Обернувшись, схватил он ее за шею и саму упрятал в сундук». Пусти меня», начала молить Карт», все, что тебе угодно, сделаю, все, что захочешь, отдам — «Не пущу, окаянная, зачем было тебе затевать со мною ссору? » сказал Медвежье Ухо. Закинув сундук за спину, отправился он и пришел к царю». Взыскал ли ты долг?» спросил царь. — «Не согласилась она отдать долг», сказал Медвежье Ухо, поставив сундук перед царем», но, вместо долга, я ее саму притащил сюда; теперь делай с нею, что хочешь» Ужаснулся царь, оторопел, туда, сюда метался, не знал, нуда деваться, стал умолять Медвежье Ухо: «ради Бога, не нужно мне ни гороху, ни ее самой; отнеси ее туда, где она была». Отнес Медвежье Ухо Карт домой, толкнул ее ногой в спину и сказал: «не попадайся мне вперед!»
Тут погрузился царь в великую скорбь, не знал, за что взяться». Когда-нибудь упадет на его голову черный день из-за этого человека», сказал он сам себе. Немного спустя, снова сказал он Медвежьему Уху: «по ту сторону леса, живет змей; давно следует мне получить с него вола; ступай и приходи, взыскав с него долг. Пошел Медвежье Ухо, пришел к жилищу змея: «отдай, окаянный, долг нашему царю», сказал Медвежье Ухо», долго ли еще тебе насмехаться над людьми?» Бросился на него змей, сыпля искры из глаз; схватил его Медвежье Ухо, как кота, за оба уха и повел к царю. Еще более испугался царь, в лице кровинки не осталось, в теле душа не осталась, взмолился он: «ради Бога, не нужно мне вола, ничего не нужно мне, только отведи его назад в его жилище» — Будьте вы прокляты! Долго ли мне возиться с Картами и змеями!» сказал Медвежье Ухо и выпустил змея. Пополз змей без оглядки к своему жилищу; на пути проглотил он табун царских кобылиц, как мы глотаем галушку.
Чресла переломились у Царя , — все средства истощились. Спустя порядочно времени, подумав хорошенько, указал он на одну тощую-претощую кобылицу и сказал в третий раз Мед¬вежьему Уху: «отведи эту кобылицу на гору, очень тоща она; когда пополнеет и сделается, как куриное яйцо, тогда только вернись назад!» Пошел Медвежье Ухо на гору, ведя кобылу; за ним, собрав с целого государства пешее и конное войско, двинулся и царь. Окружив Медвежье Ухо со всех сторон, начало царское войско с ним битву; как туча, полетели стрелы». Я бедняк, пасу царскую кобылицу, оставьте меня, пока дело не дойдет до ссоры», закричать Медвежье Ухо, а самого, между тем, язвят стрелы, как блохи». Береги теперь свои уши, посмотрим ко, куда уйдешь ты?» закричал царь, высунувшись иссреди войска». А! так вот каков ты!» сказал Медвежье Ухо; ударил он кобылицу оземь и разбил на четыре части; швырнул Медвежье Ухо одну ногу (кобылью), — легла тысяча человек, швырнул вторую, — недостало двух тысяч. Так, никого не оставив, истребил он все царское войско.
Пошел теперь Медвежье Ухо, куда глаза глядят, много шел, мало шел, посмотрел вперед, — идет навстречу какой-то человек, а на плечах у него вырванные с корнем два чинара». Кто ты, молодец, приятель?» сказал Медвежье Ухо. — «Что я за молодец? молодец, как слышно, Медвежье Ухо, который притащил к царю Карт», отвечал дровосек». Ведь это я», сказал Медвежье Ухо. — «Если это ты, то я тебе товарищ», сказал дровосек. Пошли оба друга вместе; много шли, мало шли, посмотрели вперед, — сидит какой-то человек посреди дороги и вертит на колене мельницу», Кто ты, молодец, приятель?» сказали они. — «Что я за молодец? молодец, как слышно, Медвежье Ухо, который притащил к царю змея, как кота», отвечал мельник». Ведь это я», сказал Медвежье Ухо. — «Если это ты, то я тебе товарищ », сказал мельник. Пошли теперь три друга вместе, ходили туда, ходили сюда; наконец, увидев удобное место, где бы остановиться, остановились все трое, и начали добывать себе пропитание, ходя на охоту.
В один день, оставив при хозяйстве дровосека, пошли Медвежье Ухо и мельник на охоту. Положив в котел мясо, начал было стряпать дровосек; прислушался — шорох, посмотрел — верхом на хромом зайце, ковыляя, подъезжает какой-то человек, сам ростом с пядь, а борода втрое длиннее». Дай ко мне мяса», сказал он. Дал ему дровосек». Дай ко еще», и сказал он. — «Пусть лопнет у тебя живот, а более не съешь; убирайся своей дорогой», закричал дровосек. Разом соскочил Заячий всадник на землю, выдернул из бороды волос, связал им дровосека, съел все мясо без остатка и, потом, как приехал, так и уехал, ковыляя. Когда вернулись товарищи с охоты, то развязали они дровосека, который рассказал им все случившееся. На другой день, отправился Медвежье Ухо на охоту, взяв с собой дровосека, а мельника оставив при хозяйстве. По-прежнему приехал и по-прежнему распорядился Заячий всадник. На третий день, отправив товарищей на охоту, сам Медвежье Ухо остался при хозяйстве. Вынимал он из котла мясо, как, ковыляя, приехал Заячий всадник». Дай ко мяса», сказал он. — «Не дам, съешь голову своего отца», отвечал Медвежье Ухо. Мигом соскочил бородач на землю, выдернул из бороды волос и бросился на Медвежье Ухо, но последний сам схватил его, расщепил чинар, всунул в расщеп его бороду и потом пустил его. Когда вернулись товарищи с охоты, пошел Медвежье Ухо вместе с ними посмотреть, видят, — чинар вырван с корнями и утащен, а Заячий всадник как бы сквозь землю провалился. Пошли они по следу дерева, день целый шли, ночь шли, на другой день к полудню пришли в какой-то лес, посреди леса бездонная яма, а подле ямы брошен чинар. Обвязав Медвежье Ухо длинной веревкой вокруг тела, дровосек и мельник опустили его в яму.
Сначала, чуть не замерз он; потом чуть не изжарился он; кончилась веревка и нога его ступила на землю; смотрит, — чертог из чистого серебра и золота, сидит и шьет девица с луноподобным лицом, сама собою светит, а Заячий всадник спит, положив бороду на ее колена». Кто ты такой? откуда сюда явился? отправляйся без оглядки назад, — не то, мой муж, проснувшись, не оставит тебя в живых», сказала девица. — «Жизнь и смерть в руках Божьих», выговорил Медвежье Ухо, схватив Заячьего всадника плотно за бороду; завизжав, как кошка, обвился вокруг него бородач. Взмахнул им Медвежье Ухо, — борода осталась у него в руках, а Заячий всадник ударился о стену и сплющился, как блин. Тут спросил Медвежье Ухо девицу: «откуда ты, красавица, это твой отец, кто мать?» — «Что толку в долгом рассказе?» отвечала девица», я царская дочь, похитил меня этот человек из дома родительского и держал у себя как жену» — «Теперь он умер», сказал Медвежье Ухо», выведу я тебя наверх и доставлю в родительский дом, но, если позволишь, прошу тебя, выйди за меня замуж; крепко полюбилась ты мне» — «Почему не выйти за тебя, выйду, если хочешь; не хочу никого, кроме тебя, ты избавил меня от его власти», сказала девица. Тут, все, что нашлось внизу, серебро, золото и другие драгоценности, все что было, привязал Медвежье Ухо к веревке; потянули товарищи; привязывал он, тянули они. Когда все вытянули, остались внизу Медвежье Ухо и девица. — «Подымайся теперь ты», сказал Мед¬вежье Ухо девице. — «Нет, подымайся ты прежде; если я подымусь прежде, то боюсь, чтобы товарищи твои не оставили тебя здесь», сказала девица. — «Не оставят меня, не такие они люди, подымайся!» сказал Медвежье Ухо. Не соглашалась девица, но Медвежье Ухо настоял на своем. Подымаясь вверх, сказала ему девица: «как знать, если товарищи оставят тебя здесь, то научу тебя вот чему: когда пройдет ночь и покажется рассвет, то два барана прибегут сюда, один черный, другой белый; будут они драться между собой; поспеши вскочить на белого, он вынесет тебя на верхний свет; если вскочешь на черного, то полетишь в нижний свет» Сказав это, поднялась девица на верх». Не осталось ли еще чего? закричали дровосек и мельник. — « Ничего не осталось, подымайте теперь меня», закричал Медвежье Ухо. Не ответили они ни слова, и веревка упала вниз. Узнал тут Медвежье Ухо вероломство своих товарищей, остался теперь один одинехонек, задыхаясь от гнева.
Вот и ночь прошла, показался рассвет, явились два барана, один черный, другой белый, и стали драться нежь собою. Хотел Медвежье Ухо вспрыгнуть на белого, но второпях попал на черного; полетел он в нижний свет и ударился о крышу дона. Посмотрел, — перед ним большой город. Разом, соскочив с крыши, вошел он в дом, — сидит старуха и сучит нитки». Дай ко, матушка, воды, смерть пить хочется», сказал Медвежье Ухо. — «Уж не пожаловал ли ты с верхнего света, чтобы насмехаться над людьми; откуда возьму я для тебя воды?» отвечала старуха. — «Разве нет у вас вовсе воды?» спросил он. — «Как не быть, есть», ответила она», да что пользы в том, когда у источника сидит девятиглавый змей; каждый год дает ему горой» по девице, и в этот день позволяет он брать воду; потом, пока опять целый год не пройдет, пресекает он нам воду.» — «Дай ко сюда два кувшина, посмотрю, как-то он не позволить взять воды», сказал Медвежье Ухо. — «Берегись, берегись, сын мой, не ходи туда», простонала старуха», пойдешь туда, так оттуда не вернешься, убьет тебя змей, не хуже тебя молодцев убил он.» — «Убьет, так убьет; не убьет, так оставить, пожалев; давай сюда кувшины», сказал он. С плачем подала ему старуха кувшины. Пошел Медвежье Ухо, пришел к источнику, наполнил оба кувшина, пошел назад; ничего не сказал ему змей. Опорожнив дома кувшины, вторично пошел Медвежье Ухо; на¬полнить кувшины, пошел назад, — и в этот раз ничего не сказал змей. Весь город заговорил о смелости Медвежьего Уха, дошло это до царя. Позвать царь нижнего света Медвежье Ухо к себе и сказал «если ты убьешь змея, который пресек нам воду, то дам тебе все, что захочешь, исполню, что бы ни пожелал; видно, что ты сможешь убить змея, иначе так смело не ходил бы ты к нему.» — « Или ко мне, или к нему теперь потянется счастье; не забудь же и ты, что обещал», отвечал Медвежье Ухо.
Сделал он два войлочных уха, надел их себе на уши, взял кувшины и пошел к источнику». Эй, молодец», закричал змей», когда ты пришел в первый раз, я пощадил тебя, как гостя; когда пришел во второй, пощадил тебя, как друга; не совестно ли тебе приходить и в третий раз, — или, быть может, не дорожишь ты жизнью?» — «Да рассыпится твое счастье, окаянный», отвечал Медвежье Ухо», как тебе не совестно пресекать людям божью воду, как тебе не совестно глотать заживо девушек, отняв их у родителей; сам ты берегись теперь, пришел тебе конец!» Поднявшись, хватил змей его лапой и оторвал оба войлочный уха; взмахнул Медвежье Ухо саблею, которую взял у Заячьего всадника, — отлетели все девять голов змея. От девяти голов отрезал Медвежье Ухо восемнадцать ушей, пришел к царю и подал их ему. Великая радость распространилась по городу; чуть не ошалел весь нижний свет; одни смеялись, другие плакали; говорят даже, что многие передрались между собою от избытка радости. И люди, и лошади, и ослы, и телята, и всякая тварь, все побежало к источнику; много людей погибло в этот день», или от давки, или перепадав в воду; у других, — живот лопнул оттого, что перепились воды.
Сказал тут царь нижнего света Медвежьему Уху: «выразить не могу того благодеяния, которое сделал ты для меня и для моего царства, так велико оно! Нынешний год на моей дочери лежала очередь быть отданною змею на съедение; если хочешь, то возьми ее за себя и сядь на мой престол; если бы я мог сделать для тебя более, то сделал бы.» Отвечал Медвежье Ухо: «я житель верхнего света и, если только ты можешь поднять меня туда, то ничего более не хочу, ничего более не желаю. Не то, чтобы не нравилась мне твоя земля или твоя дочь, нет, — да продлится жизнь твоя, — но, как бы то ни было, сильно хочется на родную сторону.» Отвечал царь: «не могу я поднять тебя на верхний свет и никакая тварь не поднимет тебя туда, кроме орлицы, которая живет в чинаровом лесу; пошлю я к ней человека; как знать, быть может, и согласится она поднять тебя». Послали человека, орлица не согласилась. Пошел тут сам Медвежье Ухо бить челом орлице, пришел в чинаровый лес, нашел гнездо орлицы, а самой орлицы не нашел.
Видит, что к птенцам орлицы ползет черный, как уголь, трехглавый змей; искрошил его Медвежье Ухо, как колбасу, и сел под дерево, дожидаясь орлицы. Летать, спустя никоторое время, орлица, словно туча движется, колышатся леса и горы; прилетала и села на гнездо; зачирикали ей птенцы. — «Эй, сын человека», закричала орлица Медвежьему Уху», ты убил врага моего и моих детей, прикажи мне службу, какая бы ни была она, сослужу тебе.» — «Службу вот тебе какую приказываю, подними меня на верхний свет», отвечал Медвежье Ухо». Заколи ты пятьдесят буйволов и заготовь мясо их», сказала орлица», а в шкурах всех пятидесяти заготовь воду; куда только пожелаешь, подниму тебя». Взяв из царского стада пятьдесят буйволов, заколол их Медвежье Ухо, шкуры наполнить водою, на одно крыло орлицы положил мясо, на другое воду, сам сел в середину». Ну ко, пошевеливайся теперь, голубушка», сказал Медвежье Ухо. Замахала орлица крыльями. Когда сказывала она: «мяса», давал ей Медвежье Ухо мяса; когда сказывала: «воды», давал ей воды. Осталось уже только чуть-чуть до верха, как кончилось мясо». Мяса», закричала орлица. Отрезал Медвежье Ухо от своей лядвеи кусок и дал ей. Прибыли на верхний свет, сошел Медвежье Ухо с орлицы и пошел, прихрамывая». Эй, молодец! отчего ты хромаешь?» спросила орлица». Так себе, болит нога», отвечал Медвежье Ухо. — «Нет, говори правду», сказала орлица. — «Когда окончилось мясо, то отрезал я от лядвеи кусок и дал тебе, оттого и хро¬маю», сказал Медвежье Ухо. Выплюнула орлица кусок, послюнила и приложила к ране, как была, так и сделалась лядвея.
Пошел тут Медвежье Ухо, пришел к своему жилищу, прислушался: такой шум внутри, что хоть оглохнуть; посмотрел: как петухи дерутся между собою дровосек и мельник. Каждый кричит: «мне девицу, мне девицу», а она плачет и кричит: «ни за кого не пойду, кроме как за Медвежье Ухо». — «Каждому свое», сказал Медвежье Ухо, ударил одного, — полетел он лицом вниз; ударил другого, — полетел он брюхом вверх. Пошел оттуда Медвежье Ухо с девицей во владение ее отца; там сделали пир на весь мир; женился Медвежье Ухо на девице, сел обок царя и теперь еще, говорят, блаженствует. Тут и сказке моей конец.
Карт и Чилбик.
Жила была старуха, у старухи было три сына. Оба старшие брата были умны и, казалось, выйдут из них люди; у меньшого, Чилбика, были и парши на голове и вши в тулупе; били и колотили его встречный и поперечный. Пошли однажды три брата в лес резать прутья. Кончив свое дело и возвращаясь домой, сбились они с дороги. Кружились они, кружились по лесу; закатилось солнце, наступили сумерки, никак не могли они отыскать дорогу. Сказали братья Чилбику: «взлез на дерево и посмотри, не видно ли где дыму?» Взлез Чилбик на самое высокое дерево и посмотрел на все четыре стороны: из самой середины леса черными клубами идет дым. Пошли три брата в ту сторону, откуда поднимался дым; много шли, мало шли, дошли до жилища, вошли вовнутрь: большой огонь горит, а перед огнем, растопырив ноги, сидит Карт с тремя дочерьми. Сделав приветствие, сказала им Карт: «верно вам и есть и пить хочется», и поставила перед ними пищу. От страху, в рот ничего не могли взять старшие братья, а Чилбик не постыдил себя, съел и за братьев. Наевшись, напившись, наговорившись, постлала Карт постель и уложила на нее своих дочерей; на другой постели уложила трех братьев, а сама легла перед камином. Когда прошло уже довольно ночи, наточила она алмас , чтобы зарезать трех молодцов, и закричала: «кто спит, кто не спит?» — «Я сплю и не сплю», отозвался Чилбик. — «Отчего же ты не спишь, Чилбик, что тебе нужно?» спросила Карт. — «В эту пору», сказал Чилбик», пирожки пекла мне мать, вспомнил я о них и не могу заснуть». Разведя огонь сызнова и наставив котел, испекла Карт пи-рожки и накормила Чилбика. Прошло еще довольно времени; снова наточив алмас, закричала Карт: «кто спит, кто не спит?» — «Я сплю и не сплю», отозвался Чилбик. — «Отчего же ты не спишь, Чилбик, чего тебе еще нужно?» спросила Карт. — «В эту пору кормила меня мать сластями, хочется мне их покушать, и потому не могу заснуть», отвечал Чилбик. Встала Карт, накормила его сластями; снова улеглись. Прошло еще довольно времени; казалось, что он уже заснул; закричала Карт в третий раз: «кто спит, кто не спит?» — Я сплю и не сплю», отвечал Чилбик. Слушай ты Чилбик, днем можно не спать, а ты и ночью не спишь, что ли? Сама я тороплюсь идти завтра на пашню, засни же, наконец», проворчала на него Карт». Как мне заснуть? в эту пору давала мне мать пить воду, которую приносила в решете из реки; пока не выпью ее, мне глаз не закрыть», сказал Чилбик. Пошла Карт с решетом к рeке. Как только вышла она из дома, Чилбик переложить трех дочерей ее на постель, на которой лежал с братьями, а на постель дочерей лег сам и уложил братьев. Между тем, пришла Карт к реке; зачерпнула решетом в реке и подняла, — пролилась вода; снова зачерпнула и подняла, — снова пролилась вода. Швырнув решето в реку, в сердцах вернулась Карт домой; войдя потихоньку в комнату, закричала она: «кто спит, кто не спит?» Припав к постели, даже не шевельнулся Чилбик. Думая зарезать молодцов, зарезала Карт своих дочерей, — только прохрипели они все три.
С рассветом, приготовилась Карт идти на пашню». Красная Грудь (так называлась старшая дочь Карта), Красная Грудь», сказала Карт», я иду на пашню, а ты, дочка, свари головы и ноги этих детей, к полудню приходи за мной, и сами вы не сидите голодными». — «Приду, матушка», отвечал Чилбик, подражая голосу Красной Груди. Ушла Карт на пашню.
Около полудня, отправив братьев домой и сварив ноги и головы дочерей, Чилбик оделся в платье Красной Груди и пошел к Карту, которая в то время занималась жнивом. Завидев его и думая, что видит дочь, закричала Карт: «от солнца загоришь ты, от ветра потрескаешься; вернись скорее домой, дочь моя.» Положил Чилбик на краю пашни корзину, в которой были ноги и головы дочерей, а сам вернулся и издали стал подсматривать, что-то будет с Картом. Начисто кончив жатву, пришла и села Карт, весело сбираясь насытиться мясом мальчиков». То, что ты сделал, Чилбик, с пирожками и с сластями, теперь сделаю с тобой», сказала Карт, запуская руку в корзину; вынула, смотрит, — голова Красной Груди! Завыла Карт, заревела, стала царапаться, рваться, прыгнула вверх, ударилась о землю, и скрежеща зубами, бросилась по следам Чилбика; гонится она, бежит он, гонится она, бежит он, перебежал он по мосту из золы, а Карт повернула домой, рвя на себе волосы.
Пошел, пришел Чилбик домой. Весь народ узнал и царь услышал о том, как Чилбик поступил с Картою. Позвал царь Чилбика и сказал ему: «слышно, что у Карта есть одеяло, которым могут укрыться сто человек; ступай и укради его, за то я награжу тебя своею милостию.» — «Пусть мне также легко съесть галушки, как сделать это, отвечал Чилбик. Взяв длинную пику, пошел он, чтобы украсть одеяло у Карта. До сумерек скрывался он в лису; вечером, когда Карт легла спать, взобрался он на крышу, пробил в ней дыру и начал колоть Карт сквозь одеяло». И одеяло-то мне поперечитъ с тех пор, как умерли дочери; откуда в нем столько блох? » заговорила Карт. Снова кольнул он ее, рассердилась Карт». Чтоб хозяин твой помер , сейчас выброшу на двор», закричала она. Кольнул ее сряду несколько раз Чилбик,- швырнула Карт на двор одеяло, с тысячью проклятий. Когда прошел гнев, вышла она на двор взять назад одеяло, — нет одеяла; посмотрела вперед, -— видит, что, взбросив его на спину, улепетывает Челбик; гонится она, бежит он, гонится она, бежит он, перебежал он по мосту из золы, а Карт с воем воротилась домой.
Пошел, пришел Чилбик и бросил перед царем одеяло. Сказал ему царь: «если ты мог украсть это, то и все можешь сделать; слышно, что у Карта есть котел, в котором можно приготовить пищу на сто человек; ему место быть подле одеяла, ступай и укради его». Наполнил Чилбик мешок голышами из реки и пошел за тем, чтобы украсть котел у Карта. До вечера скрывался он; вечером же, когда Карт начала стряпать, взобрался Чилбик на крышу и посмотрел вниз через трубу: стоит котел над огнем и кипит, а Карт сидит перед ним, растопырив ноги, и плачет, вспоминая о своих дочерях. Бросил Чилбик вниз камень, — обварили брызги ноги Карта, рассердилась она; бросил он опять, — обварился живот у Карта». Выброшу тебя сейчас на двор, и закричала Карт», и котел-то мне поперечит с тех пор, как умерли дочери». Все, что было в мешок, выпорожнил Чилбик; совсем одурела Карт от ярости; с шумом вылетел котел на двор. Немного успокоившись, вышла она на двор, чтобы веять назад котел, — нет котла; посмотрела вперед, — видит, что, взбросив котел на спину, улепетывает Чилбик. Гонится она, бежит он, гонится она, бежит он, перебежать он по посту из золы, а Карт воротилась домой, саму себя царапая.
Пошел Чилбик, пришел: « вот он » сказав, бросил котел перед царем. Сказал ему царь: «слышно, что у той же Карта есть коза с золотыми рогами; дает она сах молока утром и сах вечером; ступай и укради эту козу, тогда я тебя премного возвеличу». Наскучило это уже Чилбику, но и в этот раз пошел он из уважения к царю.
Пошел Чилбик, дошел; вечером, пробив кровлю хлева, начал он колоть козу, заблеяла коза». Чему ты обрадовалась? чтобы тебя зарезали, — с тех пор, как умерли мои дочери, ты более прежнего начала блеять», проворчала Карт на возу. Кольнул он ее снова, — заблеяла, запрыгала коза». Чтоб тебя волк съел, выброшу за рога на двор, спать не дашь ты мне, что ли? » закричала Карт. Кольнул Чилбик сряду несколько раз, — с блеяньем коза вылетела на двор. Поуспокоившись, вышла Карт на двор, чтобы загнать назад козу, думая, не Чилбик ли уже пришел снова. Нет козы, посмотрела вперед, — взбросив козу на шею, только пыль поднимает Чилбик. Гонится она, бежит он, гонится она, бежит он, перебежал он по мосту из золы, а Карт воротилась домой, колотя себя в грудь.
Пошел Чилбик, пришел, за рога притащил козу к царю. Сказал царь Чилбику: « то и дело слышу я, что Карт, да Карт; хотелось бы мне посмотреть, какова она из себя; нет причины теперь тебе не привести ее ко мне; если ты воротишься, совершив и этот подвиг, то отдам за тебя дочь свою, дам власть над целым царством и посажу рядом с собою.» Начал было отказываться Чилбик; бросились тут на него царские приближенные: кто толкнул, кто ударил его, — стыдили его, говоря, что ради царя и царской дочери и сто раз должен умереть молодец. Ободрившись и почесывая голову, пошел Чилбик: привесил он себе бороду из шерсти, такие же усы, раскрасился, совсем переменил наружность, завернулся в ветхий, дырявый ковер и, в виде старого, горбатаго нищего, пришел к дверям Карта. Плачет Карт, поминает умерших дочерей». Дай немного хлеба, Бог воздаст тебе», сказал Чилбик, стоя у дверей. Подошла Карт к дверям, внимательно оглядела его и, как бы подозревая, сказала ему: «уж не Чилбик ли ты, — мне что-то кажется, что не к добру пришел ты, и заплакал Чилбик: «да придет черный день, как для Чилбика, так и для всего его потомства», сказал он», через кого, как не через него, дошел я до такого положения? Он убил у меня отца и мать, лишил меня всего имущества и пустил с сумой по миру.» Вспомнила Карт и свое горе, заплакала, заохала; вдвоем пригорюнились они.
Дав милостыню, сказала Карт: «нужен мне сундук для муки, не смастеришь ли ты его? » «, Как не смастерить, смастерю; лучше меня мастера не найдешь» , сказал Чилбик. Тут же, — тяп-ляп, — сделал он сундук. Вошла Карт вовнутрь, кашлянула, — разлетелся сундук во все стороны». Хороший, крепкий сундук сделай мне, — что мне в таком сундуке? » сказала она. Сделал он другой сундук из нетесаных дубовых бревен; войдя вовнутрь, кашлянула Карт, — не разбился сундук, даже с места не тронулся». Не закрыть ли крышу, чтобы посмотреть, хорошо ли приходится? » спросил Чилбик. — « Запирай», сказала Карт. — «Не запереть ли на замок?» сказал Чилбик. — «Запирай», сказала Карт. Заперев сундук, сказал Чилбик: «Карт! ведь это я, Чилбик.» Заревела Карт, закашляла, — чего, чего ни делала, — куда тебе: не разбивается сундук! « Много не бейся, красавица », сказал Чилбик», чего доброго, подурнеешь, и царь будет тобою недоволен, а то он ведь просто умирает от любви к тебе». Так подшучивая над нею, пошел Чилбик, взяв на себя сундук. Дойдя до моста из золы, сказал Чилбик: «Карт! ведь мы переходим через мост». Душа в пятки ушла у Карта, чуть не умерла со страха.
Пошел Чилбик, пришел, поставил сундук перед царем, наполнил два мешка землей и взобрался на высокое дерево. Царь приказал, стража раскрыла сундук и выпустила Карт. Проглотила Карт прежде всех царя, проглотила окружавших его, проглотила стражу, проглотила все, что только говорило, что двигалось, что лаяло, не оставила ни одного живого существа. И этого не довольно было ей, потому, что Чилбик не попался в руки. Смотря по сторонам, увидела она Чилбика. Полезла Карт на дерево, протянула руку, чтобы стащить его; бросил ей Чилбик в лицо оба мешка. Как бревно покатилась она, лопнуло у нее брюхо на двое, околела она. Когда брюхо лопнуло, раздался треск, как бы выпалили из чугунной пушки. И вот, вышли оттуда петухи с пением, собаки с лаем, люди, разговаривая; все, что Карт проглотила, вышло наружу: не вышла одна лишь царская дочь. Взрезал Чилбик мизинец Карта, — выскочила из него царевна. Тут же женился Чилбик на царевне. В медный барабан забили, в кожаную зурну задули, дудки засвистели. Оставил я их, как пыль поднимай столбом, а сам сюда пришел.
Черный Нарт.
У отца было три сына и три дочери. Заболев, лежа на смертном одре, сделал он завещание и сказал трем сыновьям: «когда умру, то пусть каждый из вас по три ночи стережет мою могилу; после того, кто бы ни пришел просить за себя моих дочерей, хотя бы пернатое существо, хотя бы четвероногое животное, — кто бы ни пришел, — не отказывайте и отпустите их с ним.» Сделав такое завещание, умер в скором времени отец. Стеречь его могилу пошел сначала старший сын. Побоялся он идти на могилу, три ночи провел, спрятавшись в чьем-то сарае, и вернулся назад». Что случилось, что видел, что слышал?» спросили его братья». Ничего не случилось особого; что там можно было видеть или слышать?» отвечать он. Пошел потом средний брат, также спрятался и потом вернулся назад. Пошел наконец меньшой брат, — пришел и сел на отцовской могиле. Ровно в полночь, явился серый, весь в яблоках конь, явился со ржанием и стал лизать могильный памятник. Схватив за гриву, вспрыгнул молодец на него». Эй, молодец!» сказал конь», на седьмое ли небо взбросить тебя, или под седьмую землю хватить?» — «Делай, как хочешь», отвечал он. Трижды вверх взлетел вонь, трижды вниз хватил, — не свалился с него молодец, даже не пошевельнулся, как вбитый гвоздь». Победил ты меня», сказал конь», вырви из гривы волос и отпусти меня теперь; когда тебе понадоблюсь я, то зажги ты этот волос, — не успел он сгореть, как я стану перед тобой». Вырвал из гривы волос и отпустил молодец коня. На вторую ночь, в ту же пору, и точно также, явился гнедой конь, и с ним тоже случилось; отпустил его молодец, вырвав из гривы волос. На третью ночь, пришел вороной конь, и его отпустил молодец; вырвал из гривы волос. После того вернулся он домой». Как, — что видел, что слышал?» спросили его братья». Ничего особенного, — что вы видели, то и я видел, что вы слышали, то и я слышал,» отвечал он.
После того, пришел волк просить за себя их старшую сестру; не отдавали ее старшие братья». Нет, нельзя нарушить отцовского завещания, возьми волк ее себе», сказал меньшой. Унес волк девицу. Вслед за волком прилетел ястреб просить среднюю сестру, — отдал он и ее. За ястребом прилетел сокол просить меньшую сестру, — отдал он и ее.
Вот услышали они, по прошествии некоторого времени, новость, — разошлась новость повсюду, что, чей конь перепрыгивает через башню, за того царь западного края отдаст свою старшую дочь. Стали готовиться оба старшие брата: коней холить, оружие, платье, все нужное справлять». И я с вами пойду, возьмите и меня с собою», сказал меньшой». Не такое место, чтобы брать таких, как ты; сиди дома, поджав хвост» , оказали братья. Спустя несколько времени после их отъезда, заметил он волос серого коня. Не весть откуда явился конь и стал перед ним, а на нем лежит голубое платье, голубое оружие, все нужное для молодца». Чего желаешь, молодец!» спросил конь». Чего желаю? — чей конь перепрыгнет через башню, тому царь западного края отдаст свою дочь; хочу, чтобы она досталась мне», сказать молодец. — « Когда мы подъедем к башне», сказал конь», то ударь ты меня нагайкой так, чтобы сорвать с меня мяса величиною с ладонь и чтобы крови вышло с ложку; наша будет девица!» — Пустился молодец в дорогу, догнать братьев, — не узнали они его, а он узнал их. Доехали они до столицы западного царя; в ней набралось народа тьма-тьмущая; вокруг везде толпятся всадники; одних бешеные кони уносят Бог-весть куда; у других кони, ударившись грудью о башню, опрокидываются назад, — никто не может совершить подвига. Приударил молодец коня нагайкой так, что с него сорвалось мяса, величиною с ладонь, и пролилось крови с ложку: как пущенная стрела, перелетел конь через башню. Позади себя посадил девицу, поскакал молодец домой; доехал, скрыть девицу в отдаленном покое, отпустил коня и стал ждать братьев. Вот едут и братья; кони их перева-ливаются, на конях сами они переваливаются и очень гневаются, как будто из рук их вырвали девицу». Что случилось»? спросил их меньшой брат. — «Что случилось? увез девицу всадник на сером коне, — чтоб ему свет горек сделался;— кабы не он, была бы девица наша», отвечали они.
Спустя некоторое время, распространилась опять новость, что западный царь отдает свою среднюю дочь за того, чей конь перепрыгнет через башню. Снова снарядились старшие братья», Хоть в этот раз возьмите меня», сказал меньшой; — и договорить не дозволили ему братья. Лишь только они уехали, как зажег он волос гнедого коня, — стал конь перед ним, а на коне лежит красное платье, красное оружие, все необходимое». Чего желаешь, молодец?» сказал конь». Чего желаю? за того, чей конь перепрыгнет чрез башню, западный царь отдает свою среднюю дочь; хочу, чтобы она досталась мне». Тоже, что серый конь посоветовал, посоветовал и этот. Сел молодец, погнал, догнал братьев; не узнали они его, он же узнать их. Подъезжая к башне, приударил он нагайкой так, что сорвалось мяса величиною с ладонь, пролилось крови с ложку: как брошенный камешек, перелетел конь через башню. Взяв девицу, поскакал молодец домой, приехал, возле сестры девицу поместил, коня отпустил и стал ждать братьев. Едут, по прошествии некоторого времени, братья; лошади их устали, сами они устали и очень печальны». Как, что?» спросил меньшой». Увез девицу всадник на гнедом коне, — чтобы для него свет помрачился!» отвечали они.
Вот разошлась в третий раз новость, что, чей конь перепрыгнет через башню, тому западный царь отдает свою меньшую дочь. Снова снарядились старшие братья». Хоть в этот раз возьмите меня», заговорил меньшой; — и договорить не дали ему братья. Лишь только они уехали, как зажег он волос вороного коня, — стал конь перед ним, а на коне лежит черное платье, черное оружие, все нужное для всадника и даже еще лишнее». Чего желаешь, молодец?» спросил конь. — «Чего желаю? за того, чей конь перепрыгнет через башню, западный царь отдает свою меньшую дочь; хочу, чтобы она досталась мне», отвечал он. Тоже, что советовали серый и гнидой, посоветовал и этот; сел молодец на коня, погнал, догнал братьев, узнал он их, они его не узнали. Подъезжая к башне, приударил он по-прежнему нагайкой, — словно птица, перелетел конь через башню. Посадив сзади девицу, поскакал молодец домой, приехал, возле сестер девицу поместил, коня отпустил и стал ждать братьев. Вот едут братья; в пыли, в грязи, с головы до ног, кони их едва передвигают ноги, а сами они очень гневны, очень печальны». Что случилось, как случилось?» спросил меньшой». Увез девицу всадник на вороном коне, — чтобы сломать ему шею, подъезжая к дому!» отвечали они». На сером коне я был, на гнедом я был и на вороном я был», сказал тут меньшой брат», коли не верите, то посмотрите сами». Сказав это, вошел он в отдаленный покой, вывел трех девиц и показал их братьям. Остались они с разинутым ртом, не нашли, что сказать, и, совершенно потерявшись, глядели только друг на друга. Старшую сестру старшему брату отдал молодец, среднюю среднему, а меньшую оставил себе.
После того, сильно возненавидели его братья; стали они помышлять, как бы устроить ему гибель. Для сего, пошли они однажды на охоту, взяв и его с собой затем, чтобы убить его, где будет возможно. До заката солнца охотились они; после заката пустили стрелы, сказав, что будут ночевать там, куда они вонзятся. Пошли они за стрелами, пошли: стрела меньшого вонзилась в камень, а от него вправо и влево вонзились стрелы старших братьев. Потянул меньшой брат свою стрелу; камень, поднявшись, опрокинулся к нему; смотрит, — под камнем отверстие, вниз идет лестница. Вошли все трое вовнутрь, — а там чертоги из жемчуга и яхонтов и в них все то, что только можно отыскать на свете; накрытый стол, рога полные вина. Наелись, напились старшие братья, опьянели они, повалились на пол; меньшой выпил только один рог, съел кусочек хлеба и сказал сам себе: «дом этот не без хозяина, есть с этого стола найдется человек, пить из рога найдется человек, — дай ко, не буду я оплошен.» Сказав это, поднялся он наверх, сел у края отверстия: ни шороха, ни шелеста, даже сама вода спит. Очень устал он, и начал было уже дремать, как вдруг у слышал шум. Пропал у него сон, посмотрел вперед, — с шумом идет девятиглавый змей, из очей бросает пламя, идет и подходит к нему». Что под небесами летает, то срывает с себя перо и бросает мне», сказал змей», что по земле ползает, то трижды челом бьет мне, а вы, видно храбрецы, если осмелились пустить коней на мой луг, есть за моим столом и пить из моего рога.» Сказав это, бросился на него змей, бросился и молодец вперед, схватились друг с другом. Приподняв кверху, ударил змей молодца оземь, — ушел молодец в землю по самые колена; приподнявшись, ударил молодец змея, — ушел змей в землю до половины. С трудом приподнявшись, ударил змей молодца, — ушел молодец в землю до самых лядвей. Высвободившись, ударил снова молодец змея, — только голова змея осталась над землей, не мог он уже более подняться». Что, не зарезать ли тебя теперь?» сказал молодец, подняв меч». Храбрец не дразнит врага, режь», отвечал змей. Срубил молодец все девять голов его, с девяти голов срубил восемнадцать ушей, положить их в карман, лег возле братьев и заснул. Поутру, когда встали, ничего не сказал он братьям о случившемся ночью; снова начали они охотиться, а на закате солнца пустили опять стрелы. Пошли они за стрелами, — стрела меньшого вонзилась в куст, а по обе стороны от него попал стрелы старших братьев. Потянул меньшой свою стрелу, вырвал ее с кустом вместе, из-под куста показался старик с белоснежной бородой, а в руках у него козлиный мешок. Протянуть старик к ним мешок и сказал: «если вы можете наполнить ложью этот мешок, то будете моими гостями; если же нет, то вернитесь туда, откуда пришли.» Взял стар¬или брат мешок, лгал и дул, лгал и дул, и отдал мешок старику». Не надулся», сказал старик. Взял мешок средний брат, лгал и дул, лгал и дул, и отдал старику». Не надулся», сказал старик. Взял теперь мешок меньшой брат и, отойдя немного в сторону, бросил в него змеиные уши и отдал старику». Надулся теперь, сойдите вниз, будьте моими гостями, будьте моими сыновьями», сказал старик. Пошел старик вниз, а за ним и они пошли. Великолепный покой то был, а внутри его сидит девица, подобная утренней звезде, так что и у мертвого возбудилась бы любовь к ней. Встав, поставила она перед братьями что ни есть на свете лучшую и вкусную пищу и к ней такие же напитки. Когда они кончили есть и пить, сказал им старик: «вот уже теперь семь лет, как возник спор между Змеем и Черным Нартом из-за моей дочери. Нарт требует ее за себя, а Змей требует ее за себя. Боясь обоих, я не мог отдать ее ни за того, ни за другого; ты убил Змея», сказал он меньшому брату», возьми за себя мою дочь; имея такого зятя, как ты, не боюсь я и Нарта». Вот, из переднего угла поднялся мулла, в дверях явился будун, совершили брак, ударили в медный барабан, задули в кожаную зурну, пыль столбом пошла от брачного пиршества. На другой день, навьючив сто повозок приданым, отправил их старик в дорогу». Берегись», сказал старик зятю», пока не доедете до дому, нигде но слезайте и не останавливайтесь; не то, если немного даже оплошаете, Черный Нарт наделает вам много беды.»
Поехали теперь три брата, взяв с собою девицу, с повозками, с сокровищами, с приданым; ехали они целый день, ехали целую ночь; на другой день в полдень сказали старшие братья, что, не останавливаясь, отдохнуть нельзя; меньшой говорил, что останавливаться нельзя. Как бы то ни было, не пустили его братья, слезли, остановились. Разлеглись тут старшие братья, заснули; положив голову на колено девицы, лег и меньшой. Вручил он ей шило и сказал: «если я засну, а ты увидишь издали подходящий щит тучи, то воткни это шило мне в ухо; нисколько не бойся; кроме того, что я проснусь, ничего со мною не приключится». Чувствовал он сильный позыв ко сну и заснул, а девица осталась, гладя на него. Осматриваясь вокруг, увидела она, по прошествии некоторого времени, что издали приближается щит черной тучи, хотела было она воткнуть шило, да не могла, побоялась, а туча все приближается да приближается. Заплакала она, глядя на молодца, а туча уже накрыла их. Упала слеза девицы на щеку молодца, и он проснулся, смотрит, — нет уже девицы: невесть, улетела ли она к небу, исчезла ли в земле, и щит тучи уходит уже из глаз. Поднял он братьев на ноги и сказал им: «пока я спал, жену мою похитил Черный Нарт, придя в виде щита тучи; теперь я или найду ее, пли погибну, а вы с этими сокровищами и приданым поезжайте домой; я же пойду назад за женою.» Поехали братья, глядя вперед, а он пошел обратно к тестю. Когда он рассказал ему случившееся в дороге, то старик ответил: «право, сын мой, знаю только то, что существует Черный Нарт, но не могу тебе сказать, где он находится, ни где его отыскать, это мне неведомо; теперь, кроме как твоею удалью, она не отыщется, а если и отыщется, то тебе не достанется; кабы послушался моего совета, то это несчастье тебя бы не постигло».
Пошел теперь молодец, пошел, много шел, мало шел, шел ночью, шел днем, оставил позади себя широкую степь, пересек густые леса, дошел наконец до башен, снизу известковых, а сверху хрустальных; вокруг башен железный забор, колья стальные и на каждом коле по человеческой голове. Привязав на дворе коня, вошел он вовнутрь, нашел там свою старшую сестру. Бросились они друг к другу, обнялись, разговорились, пустились в рассказы; сказала ему сестра: «не волк просил меня за себя, а нарт, принявший на себя образ волка, чтобы сватать меня; скоро вернется он с охоты, спрячься ты покамест, пока я испытаю его; как знать? может случиться хорошее, может и дурное.» Спрятала она брата и в это самое время пришел нарт. Сказала она ему: «чтобы ты сделал, если бы случайно мои братья пришли сюда? » — « Старших бы воткнул на вертел, а меньшому постарался бы услужить, чем только мог бы», отвечал он». Вот он! » сказала она, показывая на брата. Обнялись нарт и молодец, после чего молодец спросил о жилище Черного Нарта. Отвечал ему нарт: «знаю только то, что он существует, но не могу сказать где именно, это мне неизвестно; за этим хребтом живет мой меньшой брат, более меня он смышлен и более меня видел свет; ступай к нему, быть может он знает.» Пошел молодец, дошел; такие же башни, — вошел он вовнутрь, — нашел среднюю сестру. Обрадовались они, обнялись, разговорились; сказала ему сестра: «не ястреб просил меня за себя, то был нарт, пришедший в виде ястреба просить меня за себя; сейчас вернется он с охоты; спрячься, пока я испытаю его.» Когда вернулся муж с охоты, спросила она его: «что бы ты сделал, если бы мои братья приехали сюда в гости? » — « Меньшому услужил бы, сколько мог, а старших посадил бы на вертел », отвечал муж». Вот он! » сказала она, выведя вперед брата. Обнялись нарт с молодцом; последний рассказал про все случившееся с ним. Выслушав его, отвечал нарт: «знаю только то, что существует Черный Нарт, но не знаю, где он; за этой горой живет мой меньшой брат, ступай к нему; в мире нет ничего, чего бы не знал он; где отыскать и Черного Нарта — должен он знать.» Пошел молодец, пришел, нашел такие же башни, вошел вовнутрь, — там его меньшая сестра. Обрадовались, обнялись; сказала сестра ему: «не сокол просил меня за себя, то был нарт, в виде сокола пришедший просить меня за себя; сейчас вернется он с охоты, спрячу я тебя, пока испытаю его». Спрятала сестра брата, пришел нарт. Что спрашивали старшие сестры, то и она спросила; что ответили старшие братья, ответил и он. Вывела она к нему брата. Обнялись нарт и молодец; молодец рассказал о том, чего желает. Выйдя из башни, вскрикнул нарт, — тучей собрались вокруг него все пернатые, все, что только крылом машет. Спросил он их, где живет Черный Нарт; посмотрели они друг на друга, ничего не ответили». Кого не достает между вами, кто не прилетел сюда? » спросил нарт». Не достает птички-мыши», закричали все. Послал нарт двух ястребов, — привели они птичку-мышь». Не знаешь ли, где живет Черный Нарт? » спросил он ее. Прихрамывая, выпрыгнула вперед птичка-мышь и сказала: «как не знать, знаю, — да иссякнет счастье Черного, — когда я копалась на его дворе в навозной куче, он бросил камешек и разбил мне ногу». — « Если знаешь, то иди впереди этого молодца», сказал нарт. Прихрамывая, за¬прыгала она впереди, а вслед за нею пошел и молодец.
Шли они, шли через скалы без дорог, через реки без мостов, перешли через широкую степь, перевалились через снежные горы, пришли, наконец, к башням из черной стали, окруженным железной стеной». Вот башни Черного; пойду теперь поискать немного пищи», сказала птичка-мышь. Привязав коня за стеной, вошел молодец вовнутрь и нашел свою жену. Показались они друг другу как бы воскресшими из мертвых, обрадовались, обнялись, не могли налюбоваться друг на друга. Поговорив, поделившись тем, что было на сердце, сказала жена ему: «как ляжет, то ровно неделю спить Нарт; сегодня уже два дня, как он лег; остается еще пять дней до его пробуждения; если в эти пять дней успеем мы уйти, то спасемся; не то, другого средства не знаю». — « Кому дастся счастье, тот и получит его », отвечал молодец. Сел он на коня, сзади посадил девицу и поехал вдоль по дороге, по которой приехал. На шестой день оглянулся молодец назад, — увидел, что идет щит черной тучи, догоняющий их; как буря, нагнал их Черный Нарт, сидя верхом на треногом коне; ударил конь молодца по голове копытом: в сто сторон полетели сто частей его тела. Взяв девицу, готовился воротиться Нарт, как стала она просить его, чтобы он позволил ей собрать рассеянные во все стороны кости молодца и положить их в сумки с тем, чтобы похоронили их в отцовском доме, если конь случайно занесет их туда. Позволил Нарт.
Из окна смотрела меньшая сестра молодца, глядела на дорогу, по которой поехал брат, — видит, идет по ней его конь, а на коне никого нет. Когда дошел конь до двора, то сняла она с него сумки и заглянула внутрь; нашла поломанные, разбитые кости. Заплакала она, стала убиваться, вопить, причитывать; на крик ее выбежал нарт. Сказал он ей: «две жизни есть у меня; столь дорогому для тебя брату отдам я одну, прекрати свой плач». Каждую часть тела уложил он на место и вдунул в молодца жизнь. Протирая глаза, встал он на ноги и сказал: « крепко спал я.» — «Спал ты беспробудным сном», сказал ему нарт. Тут опомнился молодец, все случившееся представилось ему. Как бы то ни было, не потерял он надежды возвратить свою жену; изготовился снова идти за нею. Не посмотрел он ни на плач сестры, ни на просьбы зятя, поехал, проехал по той же стране, по тому же пути и приехал к жене; опять нашел он Нарта спящим. Сказал он жене: когда проснется Нарт, то упроси его и расспроси, откуда достал он треногого коня; если мы не добудем оттуда же другого, еще более быстрого, чем треногий, то отсюда не спасемся».
Спрятала жена молодца; потом, когда проснулся Нарт, как змея добралась она до него и нежным, сладким голосом спросила: « и мужа моего убил ты, теперь уже некому за мной придти; расскажи без утайки, откуда достал ты треногого коня? » Не хотел было говорить Нарт; стала она плакать, убиваться, и жить на свете не захотела. Тогда, подведя к окну, сказал Нарт: «видишь ли ты впереди нас гору?» — «Вижу», отвечала она.— « Посреди горы видишь ли большой белый камень?» — «Вижу». «Под этим камнем», сказал Нарт», находится большая равнина, на этой равнине пасется мой табун, в этом табуне ходит мать треногого коня, а за нею и брат его. Если ударить этой моей уздечкой по камню, то брат, опрокинув камень, выйдет наверх. У коня, на котором я езжу, пропала нога, вот по какому случаю», сказал Нарт: «когда я ударил уздечкой по камню, и конь, опрокинув камень, выбежал на верх, то тот час же справа бросились волки, а слева муравьи, и оторвали у него ногу».
После этого разговора, в урочное время заснул Нарт, а девица отправила молодца, вручив ему уздечку, дав ему мяса, чтобы бросить волкам, дав ему пшеницы, чтобы посыпать муравьям. Придя на гору, ударил молодец уздечкой по камню, — опрокинулся камень и выскочил меньшой брат треногого коня. С одной стороны бросились на него волки, с другой стороны бросились муравьи; этим посыпал он пшеницы, тем бросил мяса; сел, поехал, приехал к жене. Все, что ему понравилось, забрал он из дома Нарта, навьючил коня, сам сел на него, сзади посадил девицу, приударил, погнал. Слишком торопить стал он было коня». Предоставь меня на мой произвол » сказал конь», чтобы ни случилось, теперь я отвечаю; обо всем забота теперь на мне.» Посмотрел молодец, по некотором времени, назад; видит — идет издали щит черной тучи, догоняет их Черный Нарт. В то время, как он нагнал, повернулся конь молодца, ударил Нарта копытом по го¬лове: на сто разных сторон разлетелись сто частей тела Нарта.
Навьючив на треногого коня сокровища, забранные из дома Нарта, поехали они теперь с спокойным духом; по очереди побывали у каждого из трех зятьев, у каждого провели по неделе, а, потом, с приличными подарками, отправились к отцу девицы. Пробыв там довольно времени, поехал молодец, вместе с девицей, прямо, как стрела, в отчий дом. В большой ссоре нашел он своих братьев; доставшееся ему за девицей приданое никак не могли они разделить между собою поровну; о нем же думали, что он погиб и не воротится. Дал он им всего достаточно, остальное оставить себе, а как лег между обеими женами, то забыл и все претерпенные труды. Далее что случилось, не знаю; ворона, которая рассказала мне все это, ничего более не сказала.
Красавица Езензулхар.
Вечером, поздней порой, три сестры чесали шерсть. Разговаривая о том, о сем, старшая сказала: «если бы наш царь взял меня за себя, то я бы из одного комка шерсти наткала сукна, чтобы одеть все царское войско.» Средняя сказала: «если бы царь взял меня за себя, то я бы одной мерой муки насытила все царское войско.» Заговорила тут меньшая». Если бы царь взял меня за себя», сказала она», то я родила бы царю сына с жемчужными зубами и дочь с золотыми кудрями». Под окном стоя, услышал царь все это. В эту самую ночь женился он на старшей сестре; на другой день вечером женился на средней. Ложью оказались слова обеих; не исполнили они того, что обещали. На третий вечер, женился царь на младшей сестре; в эту самую ночь забеременела она, а по утру царь, встав, отправился к войску, чтобы воевать с другим царем.
По отъезде его, ровно через девять месяцев, родила она сына с жемчужными зубами и дочь с золотыми кудрями. Из зависти, отняв у нее детей и на место их положив щенка и котенка, отправили старшие сестры человека к царю с известью, что жена его родила щенка и котенка; послали они также раба, отдав ему детей с тем, чтобы он бросил их в крапивное ущелье. Прислал царь сказать: «бросьте в реку щенка и котенка, а мать, обвернув в ослиную кожу, положите перед воротами; пусть и входящий плюет на нее для срама, и выходящий пусть делает тоже».
Когда раб пошел назад, бросив в крапивное ущелье мальчика и девочку, подошла к ним златорогая лань; подошла и легла возле них. Досыта сосали они ее. Так кормила она их, пока они не выросли. Когда же выросли, пошла лань впереди, а они за нею; впереди шла лань, позади шли дети; шли, шли, много шли, мало шли, дошли до некоего замка. Вошла вовнутрь юноша и девица, — ни души нет, а убранство хоть бы для царского дома; все, что нужно для мужчины и для женщины, все нашлось. Стали они тут жить. Начал брат беспрестанно ходить на охоту, а сестра оставалась дома и хозяйничала.
Однажды, когда брат был на охоте, девица купалась в ручье, который протекал перед замком. В то время, как она купалась, унесла вода один ее волос. Ручей тот протекал через столицу царя, отца их. Попал там волос в кувшин вдовы; отнесла она показать его царским женам. Как только увидели, узнали они, чей это волос, узнали, что мальчик и девочка вышли живы из крапивного ущелья. Много обещав дать, многое и в руки дав, сказали они вдове: «у девицы, с головы которой спал этот волос, есть брат; они враги наши; каким бы то ни было способом, какую бы хитрость и коварство ни придумав, постарайся погубить того юношу; когда он погибнет, то ее самой девушкой легко будет справиться; мы же век не забудем твоей услуги».
Пошла тут проклятая вдова прямо вверх по ручью, пошла, много шла, мало шла, дошла до замка. Одну-одинехоньку нашла она девицу. Змеиное шепнув, лисье молвив, сказала ей вдова: «не имея никого возле себя, как ты можешь жить? Случается дурное, случается хорошее; следует твоему брату приискать тебе развлечение; на востоке, за двумя скалами, который окна о другую ударяются, растет яблоня; сама с собою говорит она, говоря в ладоши хлопает, в ладоши хлопая пляшет; скажи брату, чтобы он принес тебе от нее одну ветвь; станет она перед тобою говорить, плясать, и никак не даст тебе соскучиться». Сказав это, пошла вдова назад. Когда вернулся брат с охоты, заплакала девица перед ним, стосковалась». Бросив меня дома», сказала она», каждый день уходишь ты на охоту; чем мне развлечься, чем заняться, думаешь ты? Тоскуя, не зная, что делать, умру я одна-одинехонька». — «Что же мне делать, чего хочешь ты от меня, сестра?» сказал юноша. — На восточной стороне, за двумя свалами, сама с собой говорящая, говоря в ладоши хлопающая, в ладоши хлопая пляшущая яблоня есть, слышно», сказала она: «если ты принесешь с нее одну ветвь, то хоть бы ею развлеклась я.»
Сел юноша на коня, ударил, погнал к восточной стороне. Много ехал, мало ехал, приехал он к скалам. То с гулом ударяясь одна о другую, то расходясь, то ударяясь, то расходясь, — так были они. За ними, само с собою говорящее, говоря, в ладоши хлопающее, в ладоши хлопая, пляшущее дерево; к нему нет дороги, как промеж скал. Хорошенько коня подобрав, взад и вперед вскачь пустив, заставил молодец коня прыгнуть: с треском ударились скалы одна о другую, отрезался хвост у коня, а молодец на той стороне очутился. Сломив с дерева ветвь, — лишь только скалы, ударявшись одна о другую, разошлись, — заставил он коня прыгнуть назад, очутился на этой стороне. Положив ветвь на плечо, поехал он домой.
Немного времени спустя, пришла снова та же вдова узнать, что случилось. Юноша был на охоте, а перед девицей, сама с собою говорящая, говоря в ладоши хлопающая, в ладоши хлопая пляшущая ветвь дерева. Сказала вдова девице: «долго ли будешь ты забавляться этим? скоро тебе это надоест; не годится такой девице, как ты, жить без подруги. За морем, в серебряных чертогах, живет красавица, по имени Езензулхар; красивее ее, богаче ее, умнее ее нет другой женщины на целом свете. Пошли ты своего брата жениться на ней; когда она приедет сюда, то, находясь возле нее, никогда не узнаешь ты, что такое скука». В сердце девицы эту мысль положив, ушла вдова назад.
Когда пришел брат с охоты, заплакала перед ним девица, стала жаловаться». Бросив меня совершенно одну», сказала она», без отдыха бродишь ты; надоела мне уже эта ветвь; не имея возле себя живого существа, пропадаю, с ума схожу я. За морем, слышно, живет в серебряных чертогах красавица, по имени Езензулхар; поезжай жениться на ней; тебе будет жена, а мне сестра.
Ни в чем, сестрой сказанном, не отказывать юноша; столь много любил он ее! Выбрав доброго коня, сел он на него, надел блестящее оружие, ударил, погнал, поехать. Ехал он, ехал, много ехал, мало ехал, ночью ехал, днем ехал, ехал, ехал. Много земли оставив позади себя, далеко заехал, нашел он на краю дороги сидящего старика с большою бородою. Юноша сказал ему приветствие, тем же ответил старик». Счастливого пути, сын мой, куда едешь, если Бог попустить?» спросил старик. — Рассказал юноша. — « Не езди туда, сын мой, если послушаешь моего совета», сказал старик; «поехав туда, не достигнешь желаемого; мало ли подобных тебе храбрецов отправилось вдоль по этой дороге сватать Езензулхар, а ни один не вернулся. Живет она в окруженных водою серебряных чертогах; через воду только и есть к ним доступ. Ставь на берегу реки, надо закричать ей; на голос если она не выйдет, до колен стынет подавили голос человек; во второй раз закричав если не выйдет, до сердца стынет, а на третий зов если не выйдет, то все тело стынет и человек каменеет. Весь берег реки усеян таковыми остывшими всадниками». — «Да дастся тебе счастье, отец мой», сказал юноша», старших людей советам следовать должны младшие, но, как бы то ни было, чему подверглось столько храбрецов, могу и я подвергнуться». Сказав это, поехал юноша своей дорогой.
Ехал он, ехал; много ехал, мало ехал, доехал, наконец, до чертогов Езензулхар. Как сказал старик, берег реки кашель он усеянным остывшими всадниками. Проговорив им за упокой, закричал он: «Эй, Езензулхар!» — не вышла она, остыл он до колен; во второй раз закричал, — не вышла она, остыл он до сердца; в третий раз закричал, — не вышла Езензулхар, остыл он весь и окаменел.
Пока это происходило с юношей, девица ожидала его приезда и думала о нем. Месяц прошел, — не приехал; два, три, четыре месяца прошло, — не приехал. Наконец, отчаясь в нем, подбила она себе стальные подошвы, опоясалась веревкой, взяла в руки железную палку и пошла прямо по той дороге, по которой уехал брат.
Шла она, шла, много шла, мало шла; уставая, не отдыхала, голодая, пищи не вкушала; шла, шла, нашла того самого старика». Куда держишь путь, дочь моя, если допустить Бог?» спросил он. Рассказала она». Твой брат, остыв, давно уже окаменел», сказал старик; «подобно ему, много там остывших людей, поехавших за тем, чтобы жениться на Езензулхар; если она не покажется, то никогда не оживут они. Когда дойдешь туда, то закричи раз, закричи другой раз; если в оба раза она не выйдет, то закричи в третий: «неужели ты прекраснее меня, златокудрой, что так гордишься?» Тогда, никак не утерпит она, чтобы не показаться наружу».
Пошла девица, пошла, дошла. Дойдя, проговорила она сперва за упокой за всех; потом, плача обняла брата. Затем, став на берегу реки, закричала она: «Эй, Езензулхар!» — не вышла она, остыла девица до колен; во второй раз закричала, — не вышла Езензулхар, остыла девица до сердца». Неужели ты прекраснее меня, златокудрой, что так гордишься?» закричала она в третий раз — «Кто эта златокудрая?» сказав, вышла Езензулхар. С шумом ожили все остывшие люди. Все богатыри назвали юношу братом, а девицу сестрой. Сев в золотую лодку, переправилась тут Езензулхар на этот берег. Все богатыри сказали ей: «мы назвали этого юношу братом, через него ожили мы; все мы отдаем ему первенство; выходи ты за него замуж, и будь нам сестрою». Согласилась Езензулхар.
Женился юноша на Езензулхар; вверх из мортир стреляли, вниз из пушек стреляли; круглый месяц не умолкали барабань и зурна. После того, со всем имуществом Езензулхар, с рабами и рабынями, с сокровищами, с хозяйством, взяв и всех богатырей с собой, поехал юноша в свой замок. На том же месте нашли старика. Назвав его своим отцом, взяв его с собой юноша, чтобы кормить до смерти. Проводив их до дома, пожелав им доброго здоровья, вернулись богатыри, каждый на свою сторону. По-прежнему, стал каждый день на охоту ходить юноша.
Однажды, возвращаясь поздно с охоты, встретил он множество всадников, которые сбились с дороги и блуждали. То был царь, отец его, со своими нукерами. Привел их юноша в свой замок, сделал им в эту ночь великое угощение, а утром проводил их в путь. Немного времени спустя, прислал царь человека звать юношу и всех его домашних, чтобы им сделать такое же угощение, какое было ему сделано. Изготовились они ехать. Когда выезжали они из дому, сказать старик юноше: «перед дворцом царя найдем мы женщину, завернутую в ослиную кожу; скажет тебе царь: плюнь на нее для срама, спроси его, в чем ее вина? Ответить царь: зачем тебе знать ее вину? Без вины не было бы этого. Приступи к нему, говоря: нет, скажи. Тогда он тебе расскажет».
Поехали они, доехали до царского дворца. Нашли они перед дворцом женщину, обвернутую в ослиную кожу. Выйдя им навстречу, сказал царь юноше: «плюнь на нее для срама». — «Чем она виновата?» спросил юноша. — «Зачем тебе знать вину, без вины не было бы этого», ответил царь. — «Нет, скажи», приступил юноша. Рассказал царь. Едва лишь кончил он рассказ, как старик, раскрыв рот юноши и показав его зубы, сняв повязку с девицы и распустив ее косы, сказал царю; «не это ли твои дети? Похожи ли они на собаку и кошку?» Обезумел от изумления царь, а с ним и весь остальной народ.
Опомнившись, приказал царь, прежде всего, семью различными способами в бане вымыть, в лучшее платье одеть и на престол посадить мать этих детей. Потом, приказал обеих старших сестре, раба, ходившего, чтобы бросить детей в крапивное ущелье, и вдову, ходившую к девице, — пустить, привязав к хвостам невыезженных кобыл. Повлеклись все четверо кобылами.
Задал тут царь пир, задал, браги реки пустил, мяса горы навалил, с востока зурнача позвал, с запада барабанщика позвал; плясунов пустил, канатных скакунов пустил. Там был и я, видел все, виденное вам рассказал.
Букучихан.
Жил был мельник; имя ему было Вшивый Хаджи. Некогда приключилась ему великая досада: собирал он тряпки кучами, а стали они пропадать, неизвестно куда». Так не должно быть, следует мне накрыть вора», сказал он и начал раз подстерегать вора, ставь за дверью. Немного времени спустя, проскользнула вовнутрь лисица, у которой шерсть на брюхе вылезла, а на спине была всклокочена». А, ощипанная, так это ты!» сказал Вшивый Хаджи и, взяв в руки дубину, бро¬сился на нее». Постой, постой, мельник; быстро бегущая вода до моря не доходить», сказала лисица: «то ли, что я твои тряпки ела? пусть так! взамен того, осыплю я тебя серебром, женю на дочери хана, сделаю великим человеком; но, до самой смерти, возьмись и ты кормить меня курдюком, а, после смерти, положить меня в курдюк.» Согласился мельник.
Побежав, стала лисица рыться в навозной куче; нашла абаз. Оттуда побежала она ко дворцу хана, жившего за ревой. Став перед ханом, сказала она: «как ни совестно, государь мой, а пришла я просить у тебя меру, чтобы вымерить серебро Букучихана; куда бы я ни пошла, не могла бы я достать меру». — «Что это за Букучихан? о таковом хане не слыхивал я», сказал хан. — «Существуете он, и тебе не останется неизвестными, а я его визирь», сказала лисица. Дал хан меру.
К вечеру, сунув абаз в трещину, принесла лисица меру назад». Правда ли то, что эта негодяйка говорит?» сказал хан и встряхнуть меру, — со звоном выпал абаз». Ей, ей, правда, — что это за Букучихан, у которого так много серебра?» сказал сам себе хан.
На другой день пришла лисица к хану просить меру, чтобы вымерить золото Букучихана. Дал хан. Порылась лисица, нашла золотой. В трещину сунув его, к вечеру принесла она меру назад, сказав: «на силу вымерили». Лишь только она ушла, стукнул хан в меру, — вылетел золотой. Изумился Хан.
Спустя нисколько времени, пошла лисица в третий раз к хану, просить его дочь за Букучихана. Чуть не умер от радости хан». Завтра пряду я вместе с Букучиханом», сказала лисица и вернулась домой. На другой день сделала она для Букуча одежду из самых пестрых нагорных цветков, сделала ружье из липы, навесила шнуры из лыка, и все тому подобное изготовила. Просто радугой казался Букуч издали. Сказала ему лисица: «на той стороне реки выехал хан со своими всадниками тебе навстречу. Когда, переправляясь туда, дойдем мы до середины реки, то закричи: уносит меня, уносить меня! и нырни в воду. Ханские всадники, бросившись, вытащат тебя на берег; дело наше тогда будет сделано».
По совету лисицы, когда достигли средины реки, Букуч нырнул в воду, закричав: «уносит меня, уносит меня! » Унесла вода все, что было на нем: бросились в реку ханские всадники; один схватил за руку, другой за ногу, вытащили на берег. Как мать родила, совсем голым стал Букуч. Окружил его все: кто дал черкеску, кто бешмет, другие оружие навесили, сделали настоящим молодцом. Букуч, которому никогда нечего было надеть, кроме вшивого тулупа, надев новое, хо¬рошее платье, стал на него поглядывать, его обтягивать, осматривать». Что он делает? он как будто никогда платья не видывал», сказали лисице ханские всадники». Это не потому, а потому, что его хорошее платье вода унесла: вами данное не совсем то ему нравится», сказала лисица». Его платье из чего было сделано? казалось оно радугой», спросили всадники.—« Платье было бесценное, украшенное алмазами и яхонтами,» ответила лилица; «это бы еще ничего, мало ли у него таких платьев!» продолжала она: «была у него на плече стамбульская винтовка, от предков доставшаяся: кроме ее ничего не жалею; в нынешнее время не найти уже подобного оружия». — « Видели, видели мы, так и блестела; как видно, вся в серебро была обделана», сказали они.
Поехали они тут, поехали, доехали до ханского дворца. Вверх — вниз, вперед — назад, начал оглядываться Букуч, не видав прежде никогда подобного места». Что с ним? он как будто никогда и дома не видывал», сказал хан лисице». Не то, — ему твой дворец не совсем нравится, так как его собственный лучше», отвечала она.
Женился тут Букуч на ханской дочери. С неделю проведя в пиршестве, в весельи, стали отец и мать снаряжать новобрачную, чтобы отправить ее в дом мужа; дали ей большое приданое. С нею поехали конные, пешие, парни, девушки, зурначи, барабанщики, песенники, многое-множество народа». Я пойду вперед прибрать дом, а вы за мной идите,» сказала лисица и пустилась бегом.
Бежала она, бежала, много бежала, мало бежала, добежала до степи, а степь полна рогатым скотом». Скот чей?» спросила лисица у пастухов». Змея», отвечали они.
«Берегитесь, берегитесь, не произносите более и имени Змея, дело его пропащее», сказала лисица; «с пушками, с снарядами, со всякими орудиями, с мортирами, идет на него войско семи царей; если вы скажете, что скот его, то вас убьют, а скот уведут, не оставив ни одной головы. Есть хан, по имени Букучихан, которого и цари боятся; кто бы ни спросил, говорите, что скот его; тогда никто вам и слова не скажет». Сказав это, побежала лисица, нашла табун Змея. За табуном нашла стада овец, за стадами нашла жнецов, за жнецами нашла косцов. Везде задала такой же страх, как и вначале.
Бежала лисица, бежала, много бежала, мало бежала, добежала до дворца Змея». Змей!» закричала она», Змей! не забыла я твою хлеб-соль; войско семя царей идет на тебя с пушками, с снарядами, со всякими орудиями, с мортирами; я прибежала, чтобы тебе дать знать об этом; что ты теперь делать думаешь?» — « Ох! что мне теперь делать? Против такого войска мне не в мочь сражаться; посмотри, лиса, нет ли такого места, где бы мне спрятаться», сказал Змей. На самой середине двора стоял стог сена, величиною с гору». Прячься вот сюда; скорей, войско уже подходит», закричала лисица. Разбив сено, вошел Змей в середину. С четырех сторон подложила лисица огонь, — и Змей изжарился, как колбаса.
Идут молодой и молодая, с зурной, с барабаном, впереди всадники, сзади пешие, с пальбой, с шумом. Доехали они до степи, полной рогатого скота». Скот чей?» спросили пастухов передовые всадники». Букучихана», ответили они. Поехали далее, — доехали до табуна». Табун чей?» спросили». Букучихана», ответили. Поехали далее, — нашли стада овец». Стада чьи?» спросили». Букучихана», ответили. Так же спросили и жнецов и косцов, — так же и те ответили. Изумились, удивившись все, пересчитывая имущество Букучихана. Сань же Букуч ошалел, чуть с ума не сошел. Ехали, доехали они до дворца Змея, а теперь Букучихана. Выйдя на встречу, лисица отправила все сборище назад. В верхние комнаты провела она молодых, а в нижних сама стала жить. Кроме как с женою спать, не было другой заботы Букучу; все остальное поручил он лисице.
Чтобы испытать Букуча, раз лисица растянулась посреди двора, притворись мертвою и оскалив зубы». Посмотри, Букуч, наша лисица как будто околела», сказала жена». Хоть бы око¬леть ей семь раз сряду, давно уже надоело мне эта негодяйка», отвечал Букуч. Разом вспрыгнув, запела лисица:
«Сказать ли, сказать ли?
О вшивом Хаджи сказать ли?
О липовом ружье сказать ли?
О мельнике сказать ли?»
На колени упал Букуч, молил, плакал, челом бил. Простила лисица.
Несколько времени спустя, вправду околела лисица. Боясь, что она опять притворяется, Букуч разрезал курдюк и в середину положил ее. И теперь еще, говорят, лисица там.
Черная лисица.
Жил был бедняк, у бедняка был честолюбивый сын; для пропитания своего, по очереди, пасли они городских коров. Раз, как пришла ему очередь, пошел сын с коровами, пошел, дошел до морского берега. Нашел он там выброшенную на песок огромную рыбу; в воду попасть она не может, умирать не умирает, а бьется. Тут же, встретив шедшего в город человека, послал он весть отцу, чтобы поспешно приехал, взяв с собою пятнадцать ароб; сам же бросился в воду, чтобы убить рыбу. Стала рыба умолять, призывая гая Божие, и сказала юноше: «не убивай меня, столкни в глубину, а в черный день я отыщусь для тебя». — «Как отыскать мне тебя в черный день?» спросил молодец, — «Из ноздрей моих вырежи ты ус и возьми его», сказала рыба», в черный день, приди на берег, сожги ты его; не успеет он еще сгореть, как выплыву я наверх». Вырезав ус, взял его юноша, а рыбу толкнул в воду.
Приехав с пятнадцатью арбами, спросил отец сына: «где рыба? — «Просила рыба, отпусти, в черный день отыщусь я для тебя, и я отпустил», сказал сын. Бранил его отец, ругался, бросился было убить его. Побежал оттуда молодец, побежал, прибежал в лес. Блуждая по лесу, услышал он рев; пошел он на голос, взглянул, — видит, олень величиною с буйвола, а нога у него прищемлена расколотым деревом. Бросился был о молодец зарезать его, стал человеческим языком умолять олень: «не режь меня, высвободи отсюда ногу и, сорвав с меня один волос, отпусти меня; в черный день сожги ты волос, — явлюсь перед тобою, чтобы исполнить службу, которую прикажешь.» Сорвав с него волос, отпустил его молодец.
Пошел молодец далее, пошел, много шел, мало шел, дошел до дерева, уходившего в поднебесье. На вершине дерева гнездо орлицы, в гнезде малые птенцы, к ним ползет черный, как уголь, змей. Бросившись, убил молодец змея. Закричали ему птенцы: «наша мать ушла на охоту; пока вернется, побудь с нами, поднявшись сюда». Поднялся молодец вверх. Немного времени спустя, поднялись черные тучи, забушевали ветры, пошел дождь, летит орлица; от маха крыльев ее поднялись тучи и ветры. Прилетев, опустилась орлица на дерево, весь окрестный лес опустился к земле. Сказала орлица молодцу: «пернатое не пролетает мимо дерева, на котором мои птенцы; с неба ли спустился ты, с земли ли поднялся?» Не успел еще вымолвить слова молодец, как сказали ей птенцы: «он убил змея, который полз, чтобы пожрать нас; за то, сами мы пробил его подняться сюда, чтобы повевать его тебе и просить у тебя для него милости». — «Возьми», сказала орлица, сорвав с себя перо и передав ему», в черный день сожги его, — отыщусь я для тебя, отплачу за добро, которое ты мне сделал.
Опустившись с дерева, пошел молодец, пошел; кончился лес, вышел он на обширную равнину. Пошел он вдоль по равнине, бежит ему на встречу черная лисица, а за нею вереницей гонится множество борзых. Устав до изнеможения, спряталась лисица позади молодца; хотел было он убить ее. — «Не убивай меня», стала умолять его лисица», спас от этих борзых, выдерни с меня волос и отпусти; в черный для тебя день сожги ты этот волос, — отыщусь я для тебя в тот день». Прогнав борзых и выдернув с меха лисицы один волос, отпустил ее молодец.
Пошел молодец далее, много шел, мало шел, дошел до некоторого города». Не примете ли гостя?» сказал он, войдя в один дом». Почему не принять? примем», сказала сидевшая внутри дома старая женщина. Усадила она его, накормила, напоила. Насытившись, вышел он из дома, сказав, что пойдет посмотреть город.
Бродя, дошел он до середины города и нашел большие, высокие палаты; вокруг палат железный забор со стальными кольями, а на каждом коле по человеческой голове. Вернувшись назад, спросил он старуху о палатах и головах». У нашего царя есть дочь, сын мой», сказала старуха», безмерно красивая, разумная и гордая девица она; ради славы ее, приезжают сюда сватать ее царские, княжеские сыновья и все, которые слывут по свету за молодцов. Кто сватает ее, тому дозволяет она трижды спрятаться, с условием выйти за него, если она его не увидит; если же увидит, то отрубает голову и сажает на кол; кому охота, тот идет прятаться; кто же боится, уходить себе восвояси». — «Пусть будет, что будет, а я пойду сватать ее», сказал молодец. — « Не дурачься, сын мой, не ходи», сказала старуха», кто делает чего не следует, тот накликает на себя нежданную беду; под небом ли, под землей ли, где бы ты ни спрятался, она увидит тебя». — «Того, что испытали столько молодцов, почему и мне не испытать? Умру ли, останусь ли в живых, а пойду я», сказал молодец.
Пошел, вошел во дворец, закричал молодец: «государь! выйди посмотреть на зятя!» — «Ступай, дочь моя, дай ему ответь», сказал царь дочери. Войдя наверх башни, сказала она молод¬цу: «трижды спрячься так, чтобы я тебя не увидела, тогда я твоя; не то, если увижу, то отрубят тебе голову и воткнут на кол; знай ты это». — «Пойду я прятаться, отыскивай, как-то ты отыщешь?» сказал молодец. Выйдя оттуда, дошел он до берега моря, сжег ус рыбы». Чего хочешь, молодец? » говоря, к берегу приплыла рыба. Рассказал он. — «Войди вовнутрь меня». — Раскрыла рыба рот, вошел молодец. Сверху до низа прорезала рыба море; достигнув дна, легла она брюхом на песке.
Стоя на верху башни, взглянула девица вниз, взглянула вверх, направила глаза на все четыре стороны, — не видно молодца. В это время, на плывшую мимо рыбу разинула рот большая рыба; увидела девица молодца», выходи вон, не спрятаться тебе от меня в рыбьем брюхе», закричала она. Выйдя, стал он перед нею». Ступай, прячься во второй раз», сказала девица.
Пошел, сжег молодец волос оленя. Быстро прибежав, спросил олень: «Чего хочешь, молодец?» Рассказал он. Посадив на спину, опрокинув назад голову, дав рога в руки, помчался олень, перевалился через семь гор, пустил в скалистую пещеру молодца, а сам лег впереди, жуя жвачку.
Глядела девица, глядела, вниз, вверх глядела, — нет, не видать молодца. Теперь-то не увидит меня, думал молодец; вдруг олень отмахнулся головою от мухи, жужжавшей и кружившейся вокруг, — увидела девица молодца». Ты в пещере, увидела я, выходи», закричала она. Придя, стал перед нею молодец». Иди прячься в третий раз, постарайся хорошенько, это в последней раз», сказала девица.
Пошел молодец, пойдя, зажег он перо орлицы». Чего хочешь, молодец?» прилетев, спросила она. Рассказал он. Посадив его на себя, взлетев ввысь воздушную, очутившись посреди черной тучи, остановилась орлица, распустив крылья.
Смотрела девица, смотрела; сколько ни смотрела, не видно, — нет молодца. В этот раз выйду я невидимым, подумал молодец. Как раз, ветер рассеял и погнал тучу; увидела его девица». Сидишь ты на орлице, увидела я, слезай вниз», закричала она. Слез, пришел молодец». Ведите его, отрубите ему голову», сказал царь нукерам. Бросились они. Подбежав к девице, начал просить молодец: «позволь мне спрятаться в четвертый раз; хотя и спрячусь, разве я укроюсь от тебя?» сказал он. — «Позволь, отец, ему в четвертый раз спрятаться; хотя и спрячется, нигде не спасется он от нас», сказала девица. Согласился царь.
Пойдя, зажег тут молодец волос, сорванный с лисицы». Чего хочешь?» сказав, выпрыгнула она. Рассказав все, что произошло, сказал он ей: «ну ка, голубушка, развяжи теперь мешок своих хитростей, спрячь меня так, чтобы не увидели.» Превратившись сама в жида с желтой бородой, с сафьянами под мышкой, превратила лисица молодца в блоху и, пустив между сафьянами, сказала ему: « пройду я перед башней девицы, позовет она меня наверх посмотреть сафьяны; в это время, вспрыгнув на ее ногу и, пройдя ползком, спрячься ты под ее грудью; дам отрезать бороду, если тебя она увидит».
Смотрела девица, смотрела, куда ни смотрела, не видно молодца, точно, будто свет покинув, сгинул он совсем; таращила, пялила она глаза. В это время, поравнялся с нею жид, крича: «кто купит сафьяны, кто купить сафьяны?» Позвала она его наверх. Торопливо поднялся он на верх; поднявшись, бросил перед девицей сафьяны, бывшие под мышкой. На ее ногу вспрыгнула, ползком прошла, под грудью притаилась блоха.
«Ну что, дочь моя, не видишь?» закричал царь дочери». Не вижу, отец, на всем видимом мною пространстве нет его», сказала девица». Хорошенько попытайся, хорошенько посмотри, дочь моя», сказал отец. Сколько ни пыталась она, сколько ни смотрела, не увидела она молодца». Не вижу, отец, нет надежды увидеть», сказала она наконец. Только что успела она вымолвить это, как, прыгнув на землю, молодец принял прежний вид свой.
Вот, вверх из мортиры начали палить, вниз из пушки стрелять, ударили в барабаны, задули в зурну, заиграли дудки, женился молодец на царской дочери. Оставив их едящими, пьющими, дующими, бьющими, пляшущими, прыгающими, сам я, проплясав по-медвежьи, всеми расхваленный, к вам пришел, чтобы рассказать, как что было.
Охай.
Жил был бедняк, у бедняка был сын; городских телят пас тот сын. Раз, под вечер, вернувшись от телят, сказал! он отцу: «отец! надоела мне эта бедность; ни сытого дня нет для нас, ни радостного дня нет. Завтра поутру вставь, пойду я к телятам; как только я уйду, и ты ступай сватать за меня дочь нашего царя». — «Ты взбесился, с ума сошел, что ли? за телятника может ли выйти царская дочь? об этом и говорить не можно», возразил отец». Можно», возражал сын, возник. Между ними великий спор. Сказал сын, наконец: «угодно, ступай сватать за меня девицу; не угодно, не ходи; но знай, что я уже более не буду сыном и, покинув тебя, уйду куда бы то ни было.»
Встав поутру, пошел молодец к телятам. Приняв слова его за вздор, из дому даже не тронулся отец. Под вечер, вернувшись домой, спросил его сын: «ходил ты сватать девицу, или не ходил? » — «Полно глупости говорить, заботься о своих телятах», сказал отец. Собрался сын покинуть дом; на силу, то ласками, то угрозами, удержал его отец. Сказал ему сын: «если и завтра до моего возвращения ты не пойдешь, то оставайся один, более и лица моего не увидишь».
Встав поутру, пошел к телятам сын; почесывая голову, пошел старик к царю. Побоялся он явиться к царю, стал ходить взад и вперед перед дворцом; увидел его царь». Пищи пришел просить этот бедняк», подумал царь и, дав старику меру муки и бараньи бока, отпустил его.
Пришел сын под вечер; только что пришел, как спросил отца: «ходил ты или нет?» — «Ходил, сын мой, вот эту муку и эти бараньи бока дал мне царь и отпустил меня; это пригоднее для нас, чем его дочь», сказал отец. Изготовился сын со света сгинуть, умереть, разбиться; тут силой удержал его отец. Поутру, идя к телятам, сказал сын отцу: если и в этот раз до моего возвращения ты не исполнишь требуемого, то уже не надейся на мою жизнь.»
Поутру, только что он ушел, поплелся старик, ахая и охая, в царскому дворцу; увидел его царь». Без нужды во второй раз этот бедняк сюда не пришел бы, сказал царь и позвал его к себе». Что тебе надо, старик?» спросил его царь». Что мне надо, государь!» отвечал тот; «есть у меня сын, пасет он городских телят. Не знаю, с ума ли он сошел, взбесился ли, только в эти два, три дня, не дает он мне покоя, требуя, чтобы я сватал за него твою дочь; казни меня тут же, не знаю я, что и делать.» — «Зачем казнить тебя, старик, не казню, ты чем виноват? » сказал царь; «мне все равно, что сын твой телятник; если он превосходит других людей искусством и смышленостью, то отдам за него дочь».
С этим ответом вернулся старик домой. Пришел домой и сын. Рассказал ему отец сказанное царем. Отвечал сын: «теперь не знаю никакого искусства, ничего не смыслю, но узнаю все, хотя бы пришлось идти на край света; завтра приготовься идти вместе со мной». — «Что же сделаем мы с телятами? хозяева ведь не пустят нас», возразил отец. — «Телят пусть съедят волки, а хозяева пусть перемрут все до одного, не о них у меня теперь забота», отвечал сын.
Встав поутру, пошли они; шли, шли, много шли, маю шли, дошли до холма. Сильно устав, сел старик на холм, сказав: Охай! Надвое холм расселся и некто выскочил наверх». Что тебе надо, зачем звал ты меня, старик?» спросил он. — « Не звал я тебя, сказал я «охай! » потому, что устал», отвечал старик. — «Мне показалось, что ты зовешь меня, так как имя мое Охай», сказал тот. Разговорились они тут, разговорились, он говорил и они говорили. Узнав, чего они желают, сказал Охай старику: «оставь у меня этого молодца учиться искусству и смышлености; превосходнее меня искусника нигде нет; в будущем году, в этот самый день, приходи ты за ним.» Согласился молодец на это. По той же дороге, по которой пришел, поворотил старик назад, а Охай скрылся под холм, взяв с собою молодца.
Посмотрел молодец, — серебряные дворцы, хрустальный башни; в башне безмерно красивая, подобная гурии сидит девица. То была дочь Охая. Сказал ей отец: «лягу я немного отдохнуть; этому молодцу вероятно и есть и пить хочется; угости его хорошенько.»
С первого взгляда полюбили друг друга молодец и девица. Сказала ему девица: «теперь начнет тебя учить искусству — разуму мой отец; после каждого урока спросит он тебя: «понял, или нет?» Смотри, если поймешь, говори, что не понял; если скажешь, что понял, то он убьет тебя, как убил уже многих подобных тебе; он не хочет, чтобы, кроме его, другой человек узнал искусство — разум».
Начал тут Охай учить молодца искусству — разуму. После каждого урока спрашивал его Охай: «понял или нет?» Помня сказанное девицей, не отвечал молодец иначе, как: «не понял», а, между тем, самого даже Охая превзошел во всем.
Коротко ли, долго ли, исполнился целый год; по сказанному
Охаем, сел отец молодца на холм. Раскрыв холм, Охай полнился наверх, взяв с собою молодца. Сказал он старику: «сын твой оказался безталантным, безумным дураком; целый год у меня пропал понапрасну с ним; возьми его назад; не знаю для него более приличного искусства, как пасти телят».
Пошли тут отец и сын, направясь домой. Дорогой начал отец упрекать его, бранить, гневаться». С таким ли видом, с таким ли умом, задумал ты учиться искусству, задумал жениться на царской дочери? О своих телятах, да как бы есть досыта хинкал, если бы ты заботился, то было бы и тебе лучше, и мне старику столько горя и беспокойства не наделал бы ты.» Едва лишь успел высказать это отец, как сын, превратись в серого жеребца, заиграл перед ним, заржал. Приняв снова свой вид, сказал он: «что это — искусство, или нет?» — «Искусство, сын мой, искусство», ответил отец. Подобным же образом превратился сын в сереброкрылого ястреба, превратился в золотогривого оленя, сто раз переменил вид. Наконец, приняв свой вид, сказал он отцу: «самого Охая превзошел я во всяком искусстве; знай это, но не говори об этом другим; в первый же базарный день превращусь я в жеребца; выведя на базар, продай меня; но, смотри, с недоуздком не продавай; дойдя до дому, найдешь ты меня уже сидящим перед камином».
В базарный день превратился молодец в серого жеребца, пошел отец на базар продавать его. Продав за триста туманов и наполнив карманы деньгами, вернулся старик домой, — сидит сын перед камином. На второй базарный день молодец превратился в гнедого жеребца, пошел отец продавать его. Продав за ту же цену, вернулся старик домой, — сидит сын перед камином.
На третий базарный день превратился молодец в вороного жеребца; повел его отец на базар. Торопливо подошел к нему некий человек. То был Охай, под другим видом, пришедший на базар для кое-каких закупок». Какая цена?» спросил он. — « Триста туманов», ответил старик. Отдав деньги, ударив по рукам, стал уже уводить коня тот человек». Недоуздок оставь, с недоуздком не продаю его», сказал старик». Сто туманов надбавлю, оставь и недоуздок», сказал человек; не согласился старик. «Двести дам», сказал; не согласился старик. Наконец, когда надбавил еще триста туманов, то, обезумев от денег, не зная сам, что делает, отпустить старик коня с недоуздком. Покатались слезы из глаз коня.
Сев на него, приударил Охай, погнал, приехал к своему холму. Разделив его надвое, вошел он вовнутрь, держа коня за повод, и закричал дочери, — вышла она. Хотя и был молодец в образе коня, но все-таки она узнала его». Дай мне меч, дочь моя, чтобы изрубить коня», сказал Охай. Войдя в. дом, забросила она меч за шкап, а ножны выбросив на двор, закричала: «нет меча, отец, один лишь ножны». — «Копье хоть дай», сказал Охай. Железо туда же забросив, а древко выбро¬сив на двор, закричала она: «острия нет, отец, одно лишь древко.» Вызвав дочь и дав ей в руки повод, пошел Охай сам в дом искать оружие. Сняв недоуздок, пустила девица коня, — в виде сизого голубя улетел он». Вырвался, отец, вырвался!» закричала дочь». В каком виде, в каком виде?» закричал Охай, выбежав на двор». В виде голубя улетел», сказала дочь. Превратись в белого кречета, взвился вслед за ним Охай. Впереди голубь, за ни кречет, впереди голубь, за ним кречет. Влетев в окно дворца, сел голубь на руку царя; на окне, хлопая крыльями, стал кречет. Протянул царь голубя к кречету, — в красное яблоко превратился голубь, в старика с белоснежною бородою превратился кречет. Протянул царь к старику яблоко, — мелким просом рассыпалось оно, а старик превратился в наседку с пятидесятью цыплятами. Начали птенцы и мать клевать просо, клевали, клевали, осталось одно лишь зерно; хотела наседка клюнуть его, превратилось зерно в толстошеего кота, который пообрывал шеи и матери и птенцам. Тут, приняв свой вид, сказал молодец царю: «искусство ли это, государь, или нет?» — «Искусство, молодец, да еще и какое!» — «Коли это искусство, то выдай за меня теперь свою дочь, если держишься условие», сказал молодец.
Хорошо слово короткое, а веревка длинная. Женился молодец на царской дочери, потом женился и на дочери Охая. Оставив его, как ягненка, сосущего двух маток, пришел я сюда.
О Балае и о Боти.
Жил был царь, у царя было три сына. То, что мы расскажем, случилось, когда царь уже помер и сыновья остались одни.
Некогда услышали они, что на юге живет царь, у цари того есть дочь, которая положила завет выйти замуж не иначе, как за того, кто побить ее в борьбе. Наготовился старший брат ехать бороться с нею; хорошо принарядился, хорошо вооружился, на хорошего коня сель и поехать, сказав братьям: «счастливо оставаться».
Ехал он, ехал, широкие долины оставил, глубоки ущелья оставил, просторную степь проехать, много ехал, мало ехал, нашел на дороге старого человека». Куда спешишь, сын мой, куда путь держишь, если попустить Бог?» спросил старик. Рассказал юноша». Эта ли девица тебе нравится или совет старого человека нравится?» спросил старик». Я сам кому угодно дам совет, и эту девицу предпочитаю твоему совету», отвечал он». Счастливой дороги, сын мой», сказал старик.
Ехал юноша, ехал, много ехал, мало ехал, доехал до столицы отца девицы; подъехав, слез с коня у ворот царских. Бросились нукеры; кто взял коня под уздцы, кто принял оружие, другие ввели в комнату. Отборное кушанье принесли ему, сладкий напиток принесли; придя, сел подле него царский визирь; приятный разговор завел. Кушая, попивая, разговаривая, время проводя, сказал визирь: «гость! чего желаешь ты, какая у тебя надобность? какое дело привело тебя сюда?» — «Желаю я бороться с царской дочерью», сказал юноша. — «Если приехал за этим, то завтра, с восходом солнца, будь совершенно готов и выйди на площадь, девица выйдет к тебе», сказал визирь; «если тебе счастье, то ты одолеешь девицу; если же будешь побежден, то тебе отрежут голову и воткнуть на кол, знай это». Сказав это, встал и ушел визирь. Крепко не понравилось юноше сказанное им.
До света не спав, рано поутру встав, на площадь вышел он; кругом смотрел народ. Из моря наружу вышло солнце, вышла на площадь и девица, затмевая нарядом своим блеск солнца. Придя, став перед юношей, отворотила она сорочку и показала грудь; в беспамятстве упал он. Бросились рабы, отрубили ему голову и воткнули на кол.
По прошествии некоторого времени, поехал средний брат разузнать, жив или умер старший брат и притом, если придется, то и с девицей побороться. Ехал он, ехал, мало ехал, проехал тот же путь, что и старший брат, доехал до того самого старика. Что долго рассказывать? Так же, как брату, отрубили ему голову и воткнули ее на кол.
Долго ждать меньшой брат приезда старших. Не возвращаются они; поехал он разузнать, что с ними случилось, а, если придется, то и с девицей побороться. Ехал он, ехать, много ехал, мало ехал, ночью ехал, днем ехал, нашел того самого старика там, где нашли его братья». Куда спешишь, сын мой, куда путь держишь, если попустит Бог?» спросил старик. Рассказал он». Красивая ли девица тебе нравится, или старого человека совет тебе нравится, сын ной?» спросил снова старик. — «Не противна мне красивая девица, но, хотя и не противна, более нравится мне старого человека совет», сказал юноша. — «Если совет тебе более нравится, то научу тебя, сын мой», сказал старик; «не превосходством силы побеждает она людей в борьбе; раскрыв сорочку, показывает она грудь вышедшему на борьбу с нею человеку; увидев грудь ее, падает на землю без чувств самый крепкий человек; когда выйдешь бороться, то, опустив глаза вниз, постарайся подскочить к ней: легко одолеешь ты ее».
Поблагодарив старика, приударил юноша коня, погнал, приехал в город девицы. Подобно старшим братьям, слез он с коня у царских ворот. Бросились нукеры, взяли коня, приняли из рук оружие, ввели в комнату. Принесли ему есть и пить, пришел визирь, сладкую, приятную речь завел, вам известный разговор завязался. Ушел визирь, сказав: «поутру, с восходом солнца, будь готов на площади».
Встав до восхода солнца, вышел на площадь юноша; с восходом солнца и девица пришла. Раскрыв сорочку, показала она грудь, — не глядя на нее, разом подскочил, мгновенно схватил и положил ее на землю юноша». Пощадить тебя или зарезать, сука?» сказал юноша, приложив ей к шее винкель». Пощади, теперь я твоя», сказала девица». Поезжай сейчас же со мной, спешу я домой», сказал он, отпустив ее». Поеду, когда выполнишь ты возложенную мною на тебя службу; иначе, не выйду за тебя замуж и не поеду», сказала девица». Если бы ты победила меня, то отрубила бы мне голову и воткнула бы ее на кол», сказал юноша; «теперь, мало что победить я тебе, должен еще справлять твою службу; пускай, ты женщина, и мне неприлично, подобно тебе, причудничать; приказывай, что у тебя за служба такая?» Вынув из сундука золотую туфлю, бросила она ее перед ним: «товарищ ее потерян; отыскав, приди», сказала девица.
В сумку бросив туфлю, сель юноша на коня, приударил, вогнать, поехал. Ехал он, ехал, много ехал, мало ехал, высокие горы оставил, глубокие ущелья оставил, широкие реки переехал, обширные степи оставил; таким образом подвигаясь, доехал он до прекрасной, наполненной цветами степи. Посредине степи подобный раю сад, в саду палаты, чарующие глаз людской. Слез юноша у тех палат, пустив коня, стреножив его, вошел вовнутрь, посмотрел, — все есть, не достает только человека, который бы жил в них; посредине журчит бассейн холодной воды. Выкупавшись в этом бассейне, от усталости лег и заснул он.
Спустя некоторое время, разбудил его кто-то, толкая». Эй друг!» сказав пришедший», разве это сад твоего отца, что ты пустил в него стреноженного коня? Вставай ко, посмотрим, каков ты в удальстве!» Проворно вскочив на ноги, посмотрел молодец, видит, — перед ним юноша с лучезарным лицом». Пешим ли хочешь подвизаться, или конным?» спросил юноша». Пешим», отвечал тот. Схватились тут они друг с другом; один двинул, другой двинул, не может ни тот, ни другой повалить другого. Между тем, настал полдень, солнце пошло на закат, начало темнеть, — не может ни один повалить другого». Довольно теперь, пусти меня», сказал пришедший юноша», завтра рано приду я бороться, будь ты готов; за этим холмом пасутся мои бараны; сегодня вечером ступай туда поесть и попить, здесь некому тебя угостить». Сказав это, исчез он из глаз.
Пошел юноша туда, где паслись бараны. Бросившись, пастухи взяли коня, приняли из рук оружие, зарезали барана, величиною с осла, наставили вертели на огонь, сделали большое угощение. Наевшись, напившись, повстали и ушли пастухи; остался перед огнем юноша и с ним другой молодой человек». Кто хозяин этих баранов, приятель?» спросил его юноша». Все эти бараны принадлежат женщине, и сама она еще незамужняя», сказал пастух; «недалеко отсюда находится ее замок, и этот замок стерегут два змея».
Расспросив пастуха о дороге, взяв с собою тушу барана, поехал юноша к замку девицы; поехал, доехал, отворил ворота, вошел вовнутрь, — с двух сторон два змея бросились на него. Разорвал он перед ними тушу баранью надвое и кинул им; вошел» вовнутрь дома, взглянул, — лежит, спит молодой человек, боровшийся с ним днем». Вставай, сука!» сказал юноша, положив руку на ее грудь», вставай! охотнее буду я с тобой бороться ночью, чем днем». Разом встала девица, схватились они; он двинул, она двинула, — не могут повалить друг друга. Наконец, истощив все средства, крепко сжал юноша ее правую грудь, — раздался звук, как бы щелкнул орех, и девушка упала навзничь». Теперь я твоя, делай со мной, что хочешь», сказала она. Как раз, из одного угла вышел мулла, из другого будун ; по закону сочетались; женился юноша на девице, стали они мужем и женой.
Прошло три ночи после брака, на четвертую стал юноша готовиться в дорогу. Спросила его жена: «куда ты едешь, куда торопишься, откуда приехал, куда теперь отправляешься?» Рассказал он ей, что произошло между ним и царской дочерью, вынул из сумы и бросил перед нею туфлю». Эта туфля спала с моей ноги, иначе где бы ей достать ее?» сказала она. Поискав, дала она ему и другую туфлю.
Положив туфли в сумы и простясь с женою, сел юноша на коня, приударил, погнал, доехал». Возьми», сказал он, бросив обе туфли перед девицей». Есть муж, по имени Балай, и есть жена, по имени Боти; если ты не узнаешь, что произошло между ними, то я не выйду за тебя», сказала она. Покачал юноша головой, сел на коня, поехал по дороге, по которой прежде никто не езжал.
Ехал он, ехал, много ехал, мало ехал, ночью ехал, днем ехал. Так ехал, проехал он столько дороги, сколько есть от ноздрей до рта , попал он наконец в такой край, где и воздух был другой и земля невиданная, в солнечный день грязь, в дождливый пыль. Тут, стреножив коня, пустил он его под деревом, ветви которого уходили в поднебесье. Посматривая вокруг, взглянул он, через некоторое время, на вершину дерева, — там было гнездо орлицы и в нем птенцы, каждый величиною с быка. Позади его прополз и полезь к ним трехглавый змей, — одним ударом убил его юноша, отрубил ему все три головы. Через несколько времени, подобно туче, колыхая лес и горы, прилетела орлица и села на гнездо. Прощебетали ей птенцы». Эй, молодец!» сказала орлица», теперь я тебе мать, а ты мне сын, ты убил врага моих детей; прикажи мне службу, как бы велика ни была она, сослужу ее». — «Доставь ты меня в дом к Балаю и Боти, если хочешь сослужить, так сослужи мне эту службу», отвечал юноша». Если туда отправимся, то ни ты, ни я, не вернемся, прикажи другую службу; ты можешь сам отдыхать и спать, а я, между тем, сослужу ее тебе», сказала орлица. — «Нет у меня другой службы; если сама не пойдешь со мной, то хотя покажи дорогу мне к Балаю и Боти», сказал юноша. — «На смерть тебя отпустив, не придется и мне на свете жить; садись мне на спину», сказала орлица; сел юноша.
Взмахнула орлица крыльями; с каждым взмахом, то гору оставляла она позади себя, то реки, то землю; оставляя, летела, села на высоком холму, впереди же холма башни, упирающиеся в поднебесье. Спустив на землю юношу, сказала орлица: «это Балаевы башни; ступай к нему, скажи, что сказать следует, спроси, о чем спросить следует, и потом, улучив минуту, поспешно возвращайся сюда; если у тебя есть счастье, то не пустить он стрелы, пока не дойдешь ты до меня; если же пустить, то и прежде тебя никто от нее не спасался и после тебя никто не спасется». Пошел юноша, дошел до башен». Гостя примите ли?» сказал он и вошел вовнутрь». Примем, друг, почему не принять!» сказал Балай, встав и взяв его за руку. Усадил его Балай, разговорились они. На слово словом отвечая, спросил Балай юношу; «ну-ка, друг, издалека ли ты приехал, чего ты хочешь, какое дело имеешь?» Рассказал юноша». Прежде поедим», сказал Балай», потом расскажу тебе, что произошло между мной и женой». Принесли есть. Когда кончили есть, то оставшееся кушанье положил Балай перед борзой собакой; оставшееся от борзой поставил он перед женщиной, которая на половину превратилась уже в камень и стояла за дверью. Не хотела было она есть; взял Балай нагайку и поднял на нее, — стала она есть. Не вытерпев, сказал юноша: «чем так виновата эта женщина, что ты заставляешь ее есть оставшееся от собаки?»
«Я Балай», сказал Балай», а это моя жена Боти. Вступив в брак, жили мы долгое время в добром согласии. Потом, каждый раз, что я ложился возле нее, тело Боти становилось холодно, как снежный сугроб, как льдина». — Рассказывая, приговаривал Балай: «как будет возвращаться, пущу я стрелу вслед другу». — «Стал я подозревать ее», продолжал Балай», и стал за нею присматривать. Раз, вечером; чтобы не заснуть, разрезал я себе конец большего пальца и посыпать солью, лег возле нее, от зуда в пальце не мог заснуть, а только притворялся спящим». — «Как будет возвращаться, пущу я стрелу вслед другу». — «Немного спустя, вижу, — встала она с постели, оделась, вышла из дому; встал и я, навесил оружие, вышел вслед за нею. Два коня стояло у меня на конюшне, один из ветра, другой из тучи; выведя из конюшни коня-ветер и, сев на него, уехала она; сел я на коня-тучу и поехать за нею». — «Как будет возвращаться, пущу я стрелу вслед другу». — « Впереди она, за нею я, впереди она, за нею я; как бы то ни было, но кон-ветер был быстрее, чем конь-туча; хотя из глаз она у меня не пропадала, но не мог я ее догнать. Так ехали мы и доехали до башни нартов. Боти, привязав коня у ворот, вошла вовнутрь и поднялась в верхний покой; где она привязала коня, там и я привязал своего, и пошел вслед за нею». — «Как будет возвращаться, пущу я стрелу вслед другу». — «Отворив дверь, пошла она вовнутрь; ставь у дверей так, чтобы меня не видали, смотреть я вовнутрь. Смотрел я, — было семеро братьев нартов, все семеро, подобно тому, как дети бросают друг к другу разноцветный мяч, забавлялись, перебрасывая жену мою один к другому. Наигравшись так до-устали, стали они есть-пить. Когда кончили есть и пить, вышел один из братьев наружу, — ударом меча покатил я его голову; таким порядком, шестеро вышли наружу, — всем шестерым отрубил я головы.» — «Как будет возвращаться, пущу я стрелу вслед другу». — «Остались внутри Боти и самый меньшой брат. С одним я и один могу справиться, сказал я, и с мечем в руке вошел в комнату. Выхватив свой меч, бросился на меня нарт; она отбежала в сторону и смотрела на нас. Я ударил, он ударил; не знаю, счастливее ли я был, искуснее ли был, только от моего удара отлетела у него нога; упал он на землю, а она выбежала из комнаты». — «Как будет возвращаться, пущу я стрелу вслед другу». — «Оставив нарта, бросился я вслед за нею; прежде чем успел я нагнать ее, села она на коня-ветер и понеслась домой. Сел я на коня-тучу, погнался за нею. Ранее меня приехала она домой и взяла в руки мою волшебную плеть, ожидая меня; только что я вошел в комнату, ударила она меня плетью, сказав: «да превратишься ты в щенную суку», — превратился я в щенную суку». — «Как будет возвращаться, пущу я стрелу вслед другу». — «В таковом виде, семь лет сряду оставался я при баранах, между псами. На восьмой год, придя к баранам, ударила она меня плетью и сказала: «довольно тебе быть сукой, превратись теперь в лошака», — превратился я в лошака, и в этом виде оставался семь лет, таская пастухам дрова. После того, ударила она меня в трети раз плетью, сказав: «превратись в ястреба», «превратился я в ястреба. Прямо полететь я домой; спустя несколько временя, пришла Боти; придя, повесила плеть на гвоздь я вышла из комнаты. Влетев в комнату, ударялся я о висевшую плеть и сказал: «да превращусь я в прежнего Балая», — в прежнего Балая превратился я». — «Как будет возвращаться, пущу я стрелу вслед другу». — «Взяв плеть, бросился я из комнаты вслед за нею; торопливо шла она назад; взглянув на меня, испустила страшный крик и без чувств упала на землю». Не бойся, не бойся, не убью, не зарежу тебя, но, что я вытерпел, то и ты должна вытерпеть: превратись в щенную суку», сказав, ударил я ее плетью, — стала она сукой. Сколько времени я сам находился при стаде, столько времени и ее оставил между собаками; потом, превратить ее в лошака; после того — на половину в человека, на половину в камень и держу ее, давая ей есть оставшееся после собаки.» — «Как будет возвращаться, пущу я стрелу вслед другу». — « Царская дочь, убившая твоих братьев, — сестра Боти, знай это. Держит она того нарта, которому отрубил я ногу, тайно от отца и народа, как мужа, в подземелье, под комнатой, в которой живет сама; там и жительство для него устроено, от него и сын родился у нее. Вот, что произошло между мною и Боти, если хочешь знать», сказал под конец Балай; «не без причины держу я ее, превратив на половину в камень, и кормлю тем, что остается от собаки; терпит она то, что следует ей терпеть; но… как будет возвращаться, пущу я стрелу вслед другу».
Когда Балай кончил рассказ свой, сказал юноша: «пойду-ка посмотреть твой двор — дом». Выйдя из комнаты, побежал он к холму, где осталась орлица. Едва лишь добежал он до нее, как орлица, посадив его на спину, не жалея сил, замахала крыльями в обратный путь. Высокие горы оставила она, глубые ущелья оставила, — летит, как будто буря несет ее.
Балай ждал ушедшего гостя, долгое время ждал, — не идет; до полудня ждать, — не пришел». Что с ним случилось?» сказав, вышел Балай из комнаты, — духу нет гостя. Узнав, что он бежал, пустил Балай вслед ему стрелу; — со свистом ударилась она в крыло орлицы, которая, столько пролетев, исчезала уже за хребтом; как бы из разорванной подушки полетели перья». Попала в тебя?» спросила орлица юношу». Не попала, над левым ухом пролетела, срезав волосы, — ты как?» спросил юноша». Прошла, не задев кости; если нам счастье, то не пустит другой стрелы», сказала она. Не пустил Балай другой стрелы, орлица доставила юношу в царскую столицу, а сама вернулась домой.
Взяв с собою царя, отца девицы, взяв визиря, собрав весь народ, пошел юноша к девице; рассказал то, что Балай ему самому рассказывал». Все это ложь, даже не видал ты Белая; ни один человек не уходил от стрелы Белая, ты как ушел? что ты за храбрец такой?» сказала девица. — «Чтобы узнать ложь и истину, загляни под ее комнату», сказал юноша царю; «там, если не найдутся Балаем раненый, а ею взятый вместо мужа хромой нарт, и рожденный от него сыне, то я лгун, убей меня тогда; если же найдутся, то поступи так же с этой сукой.» Побледнев, не зная что сказать, вся задрожала девица. Словом сказать: обнаружилось тут все дурное поведение ее, все ее беспутство». Ты опозорила мою голову», сказал нарт и убил свою дочь, а юноша убил нарта и его сына.
Совершив столько подвигов, выйдя целым из стольких опасностей, взяв свою жену, пошел и воцарился в отцовском государстве юноша.
Брат и сестра.
Жили-были муж и жена. Семеро сыновей было у них; сами они были богатые люди.
Некогда обратились к Богу с мольбой муж и жена». Боже», сказали они», дал Ты нам семь сыновей; дай нам еще дочь, чтобы исполнять в доме женскую работу; сами мы уже стары». Внять Бог их мольбе; забеременев, в надлежащее время родила жена дочь. Когда исполнялся день дочери, казалось, исполнился ей месяц; когда исполнился месяц, казалось, что исполнился ей год; так непомерно выростам, стала она достигать ужасающих размеров.
Был у них табун кобылиц; семеро сыновей пасли его по очереди. Однажды, кончив свою очередь, пришел домой старший сын». Удивительное дело случилось сегодня», сказал он», как раз в полдень, черное как уголь существо, которому и названия нет, бросилось в табун; в одно мгновение, схватив в рот кобылицу, исчезло оно из глаз; а табун так и дрожал, храпел». Тоже самое, кончив свою очередь, рассказал и следующий брат. Словом сказать: при каждой очереди шестерых старших братьев, произошло тоже чудо.
Пошел, в свою очередь, младший брат. В самый полдень, прилетело в средину табуна черное как уголь, туче подобное существо; схватив в рот кобылицу, поднялось оно на воздух. Легши на спину, пустил парень вслед за ней стрелу, — кобылица упала наземь, а чудо исчезло из глаз.
Кончив свою очередь, пошел он домой; придя домой, нашел он, что отец, мать, братья и прочие собираются перевязать руку сестры. Посмотрел он, — на ладони сестры увидел он рану от своей стрелы». Что случилось с нею?» спросил он.— «Нечаянно сама укололась ножом», отвечали те. — « Нет, это рана от моей стрелы; не человек дочь ваша, Карт она; это она похищает кобылиц. Следует ее сейчас же убить; иначе, она молодая глотает кобылиц, а после и весь свет проглотит», сказал он. Бросились тут все на него». Чем убить единородную дочь, околейте вы все», закричали отец и мать». Тебя самого убьем», закричали братья. — «Хорошо, довольно ее с вас», сказал он и вышел из дому.
Пошел он, пошел, много шел, мало шел, в другое царство пришел, до большого города дошел. В этом городе детей — головы не имевших , у старых людей остановился он гостем; богатые люди были они. Не приняли они его как гостя, приняли как сына, посланного им Богом; не пустили они его в другое место, оставили у себя.
Жил он тут, жил; прожил месяц, прожил другой, трети; прожил год. Двух отличных собак воспитал он их — одна называлась Быстрая Нога, другая Тонкий Слух; на цепях были они.
Однажды, сказал он найденным отцу и матери: «в родной стороне лежит мое сердце; пойду я туда проведать и вернусь. Если мои собаки с воем потянут цепи, спускайте их, не мешкая».
Пошел он, пошел; идя, ступая, приблизился он к отцовскому селению. Взобравшись на холм, с которого видно было село, посмотрел он, — все обрушилось, все село обратилось в раз¬валины; только из одного места выходил дым. Пошел он туда, дошел, вошел вовнутрь, — нашел свою сестру; страшным Картом стала уже она. Притворилась она, что радуется, обняла его, посадила, назвала братом, назвала жизнью. Так, разговаривая, расспрашивая, вышла она во двор; выхватила ногу у лошади брата и проглотила ее. Войдя в комнату, сказала она: «брат! на треногой лошади разве ты приехал?» — «Так, сестра», отвечал он. Выйдя опять, проглотила она другую но¬гу; войдя, спросила снова: «брат! на двуногой лошади разве ты приехал?» — «Так, сестра», отвечал он. Таким образом, проглотила она все четыре ноги лошади. Наконец, проглотив ту¬ловище, сказала: «брат! без лошади, пешком разве ты пришел?» — «Так, сестра», отвечал он». Сестра», сказал он», к я голоден, изготовь что-нибудь закусить; а пока ты изготовишь, я поднимусь на крышу, чтобы посмотреть на свет». — «Хорошо, брат, поднимись; только ноги свесь ты в потолочное окно, чтобы я могла видеть», сказала она.
Когда он поднялся на крышу, подбежала к нему мышь». Скорее спасайся», сказала она; «иначе, какое твое намерение? Отца и мать проглотила она, братьев проглотила; кроме меня, во всей стране ничего живого не оставила она; сама я, прячусь то туда, то сюда’, насилу спасаю свою жизнь». — «Как мне бежать? Если и бежать, как спасусь?» сказал он. — « В потолочное Окно свесь ты оба сапога, чтобы она думала, что ты здесь», отвечала мышь; «если она заговорит, я буду отвечать; беги покуда без оглядки». Свесив оба сапога в потолочное окно, ударился парень бежать.
Заговорила Карт, отвечала мышь». Брат! ‘иди кушать», закричала Карт. — « Погоди немного», отвечала мышь.— «Поскорее, кушанье стынет», закричала она. — «Погоди немного», отвечала опять мышь. — « Довольно, слезай», закричала она в третий раз; тот же ответ дала мышь. В гневе, дернула Карт оба сапога, — только и остались в руках они, больше нет ничего. Выбежав на двор, посмотрела она, — черной точкою кажется брат, исчезает он из виду. Бросилась она вслед за ним, бросилась, бросилась. Оглянулся парень назад, — догоняет она». Боже», взмолился он», пусть ляжет между нами река без моста», — легла река. Перешагнула ее Карт». Боже», взмолился он вторично», достанет между нами скала без дороги», — стала скала. Одним прыжком взобралась Карт наверх». Боже», взмолился он в третий раз», пусть вырастет дерево, ушедшее под тучу, а на вершине чтобы я был», — сделалось, как он молил.
Подошла Карт. Вместо топора вынула она коренной зуб, вместо топорища выдернула из головы волос; приладила и стала рубить дерево. Когда дерево стало клониться, закричать парень: «Быстрая Нога, Тонкий Слух!» Как бы запряженный, ровно прибежали обе собаки; прибежав, бросились они на Карта с двух сторон и разорвали ее надвое.
Слезши с дерева и ведя за собой собак, пошел парень». Брать! разве меня здесь оставишь?» сказала капля крови, которая упала на листок. — «Не оставлю, сестра», сказал он; взяв, положил он за пазуху тот листок.
Как пришел домой, без языка упал парень и умерь. Когда сняли платье и посмотрели, то увидели, что капля крови, проев бок, впилась ему в сердце.
Царь-Девица.
Жило-было, солнце пекло горячо, дождь лил ливмя; жил — был царь, сам разумный, устав строгий; волоклись за ним терния и кусты, слушались его народ и земля. Имел он трех сыновей.
Вот, некогда, лишился он зрения, телом овладела болезнь, остался он в немощном положении. Переговорив между «собою, пошли все три сына к отцу». Отец», сказали они», разве нет лекарства для твоих глаз? Разве нет средства от твоей болезни? Приводи нам; хотя бы пришлось отдать жизнь, будем мы искать лекарство » — «Принесите плодов из саду Царь-Девицы: вот лекарство для моих глаз и средство от болезни, дети мои», отвечал царь.
Изготовился старший брат; на доброго коня сел, хорошее оружие навесил, ударил, погнал. Нашу гору оставил, чужую гору оставил, сорочью, галкину горы оставил, снежную гору оставил, за ледяную гору перевалил. За этой горой нашел он старика с белою бородой, который сидел и сшивал дорогу . «Привет тебе, отец мой; да не удастся тебе делаемое», сказал юноша, издеваясь над стариком. — «И тебе привет, сын мой; чтобы и ты не имел удачи», отвечал старик.
Поехал юноша далее, ударил, погнал; достиг он наконец такого места, где текла молочная река и среди зимы поспевал виноград. Чудные сады нашел он тут; растут в них какие только есть на свете плоды. Если только есть у Царь-Девицы сады, то они должны быть эти, так подумал юноша. Наполнив сумки разными плодами, погнал он назад, приехал к отцу». Привет тебе, отец мой», сказать он, бросив пред ним сумки. — « И тебе привет, сын мой; что так запоздал? как скоро ты приехал!» отвечал отец. — « Право, отец», сказал он», доехал я до такого места, где текла молочная река и где среди зимы поспевает виноград; там нашел я чудные сады. Если только есть у Царь-Девицы сады, так должны быть эти, подумал я; набрав в них плодов для тебя, вернулся я назад». — «Увы, сын мой!» сказал царь; «много нужно проехать, чтобы доехать до садов Царь-Девицы; до того места, куда ты доехал, доезжать и я, в молодости, скорее, чем хинкал сваривался на огне».
Изготовился средний брат; на доброго коня сел, доброе оружие навесил, ударил, погнал. Когда перевалил он за ледяную гору, нашел он того самого старика, сшивающего дорогу». Приветь тебе, отец мой; да не удастся тебе твое дело», сказал юноша, подобно старшему брату. — « И тебе привет, сын мой, чтобы и ты не имел удачи», отвечал тот.
Ударил, погнал юноша далее. Перейдя молочную реву, оставив за собой землю, где среди зимы поспевает виноград, доехал он до места, где текла масляная река, где была и грязь по колено и пыль от засухи. Нашел он такие сады, что забыл прежние; в них плоды — только и можно найти в раю. Наполнив сумки, проехав назад ту самую дорогу, приехал он к отцу». Привет тебе, отец мой», сказал он, бросив перед ним сумки. — «И тебе привет, сын мой; что так запоздал? как скоро ты приехал!» отвечал отец. — « Право, отец», сказал сын», перейдя за молочную реку, оставив позади землю, где среди зимы поспевает виноград, прибыль я в такую землю, где текла масляная река, где грязь была по колено и пыльно от засухи; там нашел я сады, подобные раю; подумав, что сады эти Царь-Девицы, побрал я в них плодов для тебя, и вернулся». — «Увы, сын мой!» отвечал царь», в землю, до которой ты доехал, доезжал и я, в молодых годах, скорее чем успевал выкурить трубку табаку; много пути еще до садов Царь-Девицы!»
Изготовился, поехал младший брат. Когда перевалился он за ледяную гору, нашел он того самого старика, сшивающего дорогу». Привет тебе, отец мой; дело да удастся тебе», сказал юноша. — « И тебе привет, сын мой; и тебе да будет удача», отвечал старик. — «Еду я, чтобы рвать плоды в саду Царь-Девицы; не дашь ли совета мне неразумному, отец мой?» сказал юноша. — «Дам, сын мой, почему не дать? Не один, целых три дам», отвечал старик». Слушай», сказал он», перейдешь ты за молочную реку, перейдешь за масляную, перейдешь за медовую; проедешь еще столько, сколько проехал от дому до того места; найдешь ты хрустальные, серебряные, золотые башни, упирающиеся в землю и в небо; башни эти Царь-Девицы. Найдешь ты железные ворота; не думай отворить их рукою: на конец палки вбей железный гвоздь и им отвори. Когда будешь входить в сад, обверни ноги травой. И плоды рукою не рви: расколи с конца кусок дерева и им срывай». — «Спасибо, отец мой», сказал юноша, ударив коня нагайкой.
Ударил он, погнал. Перейдя за молочную, масляную и медовую реки, доехал он, в сумерках, до башен Царь-Девицы. Привязав коня к столбу, вбив на конец палки железный гвоздь, толкнул он им ворота». Железо силит нас, железо силит», закричали ворота. — «Что же может силить железо, как не железо? молчите, дайте мне спать», сказала изнутри Царь-Девица, подумав, что одна половина ворот придавила другую. Обвернув ноги травою, вошел юноша в сад». Трава сидит, трава сидит», закричала вся трава, какая была в саду. — « Разумеется, трава силитъ траву; дайте мне спать», сказала Царь-Девица и в этот раз. Ей показалось, что трава мнет самое себя. Расколов с конца кусок дерева, начал он рвать плоды». Дерево силит нас, дерево силит», закричали все деревья. — «Разумеется, дерево силит дерево; не шумите более», закричала Царь-Девица. И в этот раз подумала она, что ветки ударились одна о другую.
Нарвав плодов, положив их в сумки, сев на коня, хотел было вернуться юноша». Нет, погибну или нет, не вернусь, не увидев ее», сказал он сам себе. Взобрался он вверх, вошел вовнутрь, — увидел тут существо: на золотой кровати спит, на лбу звезда у ней, под мышкой месяц светит; стан сжать можно между двумя пальцами, а выпустить, так весь свет собою наполнить. В ногах, в головах, золотые, серебряные подсвечники; накрытый стол, налитый кубок; всякие кушанья и напитки, кроме разве молока видвида . Чтобы дать о себе знать, немного закусил он и выпил; затем, поцеловал ее три раза и укусил за щеку: не проснулась она.
Отправился он назад; поехал, ударил, погнал, приехал к отцу». Привет тебе, отец мой», сказал юноша, бросив перед ним сумки. — « И тебе привет, сын мой: что так запоздал? Как скоро ты приехал!» отвечал отец. — « Право, отец», сказал он», был я в садах Царь-Девицы; набрав оттуда тебе плодов, вернулся назад; да послужат они тебе лекарством». Осязав рукою привезенные плоды, сказал отец: «хорошо, сын мой; и зрение вернется теперь во мне и болезнь выйдет из тела.»
Встав утром, посмотрела Царь-Девица в зеркало, видит: на щеке знак от зубов. Посмотрела она на кушанья и напитки: и они тронуты». Говори, кто был тут вечером!» сказала она зеркалу. Всякую тайну знало ее зеркало. Рассказало зеркало. Семью царствами владела Царь-Девица; собрав со всех войска, пошла она в землю того царя. Став лагерем пред его столицей, послала она сказать царю, чтобы он не медля прислал в лагерь человека, который рвал плоды в ее саду». Прежде всех я рвал», сказав, пошел в лагерь старший сын царя.— «Послушай, добрый молодец, ты, что ли, рвал плоды в моем саду?» спросила его Царь-Девица. — « Я рвал», отвечал он. — «Как ты рвал их?» сказала она. — « Как рвал? руками рвал», отвечал он. — «Не ладно, молодец, вернись своею дорогой», сказала она. После старшего брата пошел средний: и с ним тоже вышло.
Пошел младший брат». Послушай, добрый молодец, ты, что ли, рвал плоды в моем саду?» спросила она. — « Я рвал; кому же больше рвать?» отвечал он. — « Как рвал ты их?» сказала она. Рассказал он все, что сделал. Поднявшись, пред целым народом, три раза поцеловала она его и укусила за щеку; потом, поцеловав снова три раза и укусив другую щеку, сказала: «Это в отместку; по адату, украденное следует взыскивать вдвое».
Пошли они, обняв друг друга, к царю. Провела Царь-Девица руками по своему лицу; затем провела ими по лицу и телу царя. В это самое мгновение вернулось к нему зрение, болезнь вышла из тела, поздороветь, сделался он как буйвол. Затем, женился юноша на Царь-Девице. Народились сыновья, похожие на отца, дочери, похожие на мать; живут и теперь в удовольствие.
Богатырь Назнай.
Слушайте, слушайте: было и не было, лиса с зайцем в поле жили, медведь с кабаном в лесу жили; жил был в стране Дагестане богатырь; сам паршивый, без макушки . Должно было находиться впереди, — бывал он назади; должно было находиться назади, — бывал он впереди. Назывался он Назнай-богатырь. Жена поднимала головню, — за дверь прятался он: был он очень храбр!
Раз ночью забрался он под арбу для естественной нужды; свет месяца так и лил ; подле, с кувшином в руке, стояла жена. Без жены не выходил он ночью; говорил, будто бы боится оставить ее одну; она же говаривала, будто бы он боится выходить один.
— «Что за светлая ночь! ночь, как раз подходящая для набега», сказал Назнай жене.
— «Берегись, волк идет!» закричала жена.
Вздрогнув, подскочить кверху Назнай; порядков надсадил себе голову, ударившись об арбу. Увела жена его в дом к сказала: «опротивела мне твоя трусость и сам ты опротивел; тот час же оставь мой дом (дом принадлежал ей), иначе, доброго дня ты тут более не увидишь. Каждый божий день, утром и вечером, буду я колотить тебя головней». Начал умолять ее Назнай, чтобы она дозволяла ему остаться хоть до утра; согласилась она.
Утром, перекинув чрез плечо висевшую на стене шашченку , пошел Назнай. Идя, двигаясь, дошел он до места, где прохожие пред тем ели плоды; много мух собралось там. Выбрав плоский камень, хватил Назнай по тому месту; подняв камень, посмотрел он: ровно пятьсот мух нашел убитых.
Отправился Назнай далее; дошел до некоторого города. Расспросив, нашел он кузнеца и заказал ему вырезать на своей шашке надпись: «одним взмахом пятьсот человек побивающий богатырь Назнай.»
Отправился Назнай далее; шел он много, шел мало, пройдя столько, сколько может перепрыгнуть лягушка, дошел он до страны, ему неизвестной и которой был он сам неизвестен; прибыл в столицу, где жил велики царь. Темнело уже; стал Назнай думать, где бы ему ночевать. Как раз в ту пору послышались вблизи зурна, барабан и песни». Вот место для меня; хуже нет, как быть с пустым брюхом и с сухой глоткой», сказал Назнай, и пошел на звук; дошел он, смотрит: большие хоромы, обширный двор; хоромы и двор полны мужчин и женщин; едят они, пьют, поют, кричат». Гостя не примете?» сказав, вошел Назнай во двор. Бросились парни; взяли у него шашку, ввели в комнату, посадили на почетное место, кормили и поили его, пока не вылезло у него из ноздрей. Хоромы те были царского визиря; в эту ночь справлять он свадьбу сына.
Когда наелся и напился Назнай (на целый месяц запасся тут молодец), спросил его визирь: «откуда пришел ты, гость? Где твой город, твоя страна? Покупаешь ли ты или продаешь?» — « Что мне самому говорить; взгляни на мою саблю; она скажет тебе, что я за человек», отвечал Назнай. Обнажив, посмотрел визирь на саблю; выпучив глаза, посмотрел на Название; снова посмотрел на саблю. Держа ее в руках, бросился визирь прямо к царю. Царь еще более удивился; позвал он речистых глупцов, сколько их было в городе; позвал умников без рассудка, собрал большой совет. Все сказали царю: «чтобы ни пришлось сделать, сколько бы ни пришлось его возвеличить, следует тебе удержать при себе богатыря Назная, пришедшего из страны Дагестана; пока будет он жить, будешь ты как бы за железной стеной».
Послал царь визиря, чтобы привести Назная; привел тот его». Из страны Дагестана пришедший богатырь Назнай», сказал ему царь», прежде я, после ты; я отец, ты сын; возьми за себя мою единородную дочь, и останься при мне; управляй моим царством». — «Останусь, как бы тяжело ни было, сделаю тебе угодное», отвечал Назнай, крутя усы. В ту же ночь женился он на царской дочери, и, обнявшись с нею, лег на такую постель, с которой если упасть, так костей не собрать.
По прошествии недели, позвал его царь; сидит он на престоле, а кругом его многое множество людей». Любезный зятюшка, богатырь Назнай», сказал царь: «надеясь, что ты услужишь мне в тяжелый для меня день, отдал я за тебя дочь и сделал тебя зятем и сыном; настал для меня такой день; змей не дает покою моим табунам, моим стадам, моим баранам. Два раза в год, в известное время, приходить он; завтра день его прихода; надо будет тебе выйти на него; одним взмахом побиваешь ты пятьсот человек: кому же выйти на него, как ни тебе?» Лишь только царь проговорил о змее, как понос овладел Назнаем; лишь только кончил царь говорить, как выбежал он на двор. Иные заговорили, что Назнай струсил; другие сказали, что нет, — а выбежал он так скоро, разгневавшись на змея.
Пошел Назнай домой; до полночи понос гнал его на двор; в это время уснула его жена, а сам он бросился бежать, чтобы спасти голову.
Бежал Назнай, бежал, крепко бежал он; добежал до лесу. Крепко устав, обессилел он; боясь спать на земле, забрался он на дерево, схватился обеими руками за две ветви и уснул.
Проснувшись, взглянуть он вниз, — спит змей, обвившись вокруг ствола. Обеспамятев от страху, полетел. Назнай сверху и упал прямо на него. Змей подумал, что Бог в гневе ударил его молнией; лопнуло у него сердце, и околел он. Пришел в себя, ударился Назнай бежать; оглянулся назад, — не движется змей. Понял Назнай, что он мертв; подойдя к нему, отрубил ему голову и пошел к царю». Разве это змей? У нас в Дагестане коты бывают такие», сказал он царю; «почему не послать ты на него детей с палками, не делая мне хлопот?» Не нашелся царь, что отвечать, так и остался с разинутым ртом.
Спустя некоторое время, вторично позвал его царь. «Любезный зятюшка, богатырь Назнай», сказал царь, трое нартов постоянно тревожат мое царство набегами; тревога их дошла до меня; завтра должен ты идти на них». Снова понос схватил Назная; побежал он домой. До полночи понос не дал ему покою; затем побежал он, чтобы спасти голову. Добежал он до того самого леса, забрался на то самое дерево и заснул. Когда рассвело, посмотреть он вниз, видит: пустив коней на треногах, под деревом остановились три нарта. Душа Назная ушла в ножные пальцы, едва не упал он без памяти». Когда у царя зятем богатырь Назнай, который одним взмахом побиваете пятьсот человек, нам не следует быть такими беспечными и пускать коней на треногах», сказал один нарт. — «Не боялись мы до сих пор никого на свете; его, что ли, испугаемся?» отвечал другой. Завязалась тут у них ссора; убили друг друга все три нарта.
Спустился Назнай с дерева; отрезал он головы трех нартов, взял оружию, снял платье. На двух лошадей навьючил он это, на третью сам сел и поехал к царю. Бросив пред царем головы, сказал он: «такие разве бывают нарты? У нас в Дагестане сироты бывают такие; зачем посылать на них мужчин? Довольно бы с них и женщин». Удивился царь, удивились и его окружающие.
Спустя некоторое время, в третий раз позвал его царь». Любезный зятюшка Назнай», сказал он», иноверный царь объявил мне войну; завтра, с конным войском, должен ты выступить в его царство; иначе, в продолжении этой недели, как трава на земле, как звезды на небе, иноверное войско окружит нашу столицу.» Опять понос схватил Назная; побежал он домой. В эту ночь сто часовых поставил царь вокруг его дома, чтобы он, увлекаемый храбростью, снова не ушел один. Сколько раз Назнай ни старался выбежать из дому, не пустили его часовые; а жена хлопотала все вокруг него, как бы боясь, чтобы не унесла его прилетевшая ворона. В эту ночь всякую нужду внутри дома покончить пришлось Назнаю.
Назавтра, собрав все войско, в средину поставив Назная, сказал царь: «двигайтесь с Божьей помощью; знайте вы, что тот, кто не исполнить приказания моего зятя, кто не будет поступать как он, тот изменник мой.»
Двинулось войско. Делая шаг вперед, два-три назад, так двигаясь, подошло оно к иноверному войску. Как только увидел Назнай иноверное войско, схватил его понос, стало у него в портках тепло. Снял он с себя обувь, снял оружие, начисто платье снял, чтобы легче бежать. Глядя на него, и все войско сделало тоже, так как царь приказал делать все то, что будет делать он. В это время пробежала голодная, блудящая собака, и схватив в рот сапог Назная (были они вымазаны салом, умри их хозяин!), побежала туда, где стоило иноверное войско». Гм! И ты, что ли, будешь издеваться надо мной», вскричал Назнай, и побежал, как был голый, вслед за нею; за ним бросилось и все войско.
«Это не люди, а черти», подумало иноверное войско, в страхе рассыпалось во все стороны, бросив имущество и казну. Забрав все, что было, вернулся Назнай назад; пошел он, ведя войско, в царство тестя. К приходу их, царь оказался умершим; на место его все войско, в один голос, выбрало Назная.
Когда заходила речь о храбрости, о подвигах, Назнай говаривать: «пусть храбрецов будет много, лишь бы счастье мне служило». Да сломается счастье твое, собака! Ходил я к нему по делу, — без ничего отпустил он меня.
Волк и дятел.
Схватив овечку из стада баранов, бросился волк бежать со всех ног. Добежав до дерева, услышал он вдруг стук. Полагая, что на дереве человек, волк бросил овечку и пустился бежать еще быстрее прежнего. Отбежав довольно далеко, посмотрел он назад, — видит, то не человек, а дятел». Ох! да наступит для тебя несчастный день!» сказал тут волк: «нигде не прекращается стук твоего молотка, а мастером ты все-таки не сделался!» — «На твою голову!» отвечал дятел: «вот и ты беспрестанно воруешь, а все-таки не нажил стада и не сделался его хозяином».
Человек и птичка.
Поставив силок, некто поймал маленькую птичку. Сказала ему птичка: «на что я тебе годна? Съев меня, ты не будешь сыт; лучше я дам тебе три хороших совета: один совет дам, находясь еще в твоих руках, а другие два — сидя перед тобою на кусте; ради этого, выпусти меня». Согласился человек. «Помни», сказала птичка, «что какое бы несчастье ни постигло тебя, какой бы вред ни испытал ты, не должен сожалеть о том, что уже миновало». Отпустил человек птичку. Сев на куст, заговорила опять она: «не верь никогда тому, что противно здравому смыслу; а у меня в зобу», прибавила она», есть кусок золота, величиною с куриное яйцо; если бы ты догадался зарезать меня и достать его, то мог бы, лежа, быть сытым до самой смерти». — «Ах, проклятый день», сказал человек, закусив палец», какой же я безумец, какой же я глупец!» Вспорхнув с куста, хотела было улететь птичка, как человек закричал ей: «условие было, что ты дашь мне три совета: третьего совета ты мне еще не дала». Отвечала птичка: «к чему тебе дать трети советь, когда ты и двух первых не умел принять? Вся-то я менее куриного яйца, — как же может у меня вместиться в зобу кусок золота, величиною с яйцо? Пусть бы это и было, то зачем пожалел ты о минувшем? Да будет это тебе третьим советом». Сказав это, исчезла птичка, улетев за холмы.
1868 года.
Темир-Хан-Шура. Айдемир Чиркеевский.